Об этом он не подумал, совсем не подумал. Не подумал, что в быту она совсем не та, кем пред ним предстает.
― Помню, ты интересовалась философией, ― не смог он сдержаться, ― так у меня здесь обширная библиотека.
Фелисити обижаться было не на кого, кроме самой себя. Она загнала себя сюда. Теперь остается только мириться с действительностью. С Георга и ритуала она уже ничего не поимеет, вне алтаря ее чары не касаются, как и то, как Георг планирует разбираться с последствиями, если принцесса внимет ее совету, переданному через Амалию, и получше спрячется в ночь солнцестояния. Все же едва ли ей хочется умереть. Георг еще пожалеет.
Еще хотелось, чтобы Оливер тоже немножечко страдал. За то, что посмел разлюбить ее. И просто так, за компанию. И за то, что слишком умен и не упустил возможности поддеть, еще и говорил так, словно все это для женщины – обычное дело. Это чем это он там с лже-принцессой занимался во дворце? Из арбалета что ли стрелял?
Жаль, конечно, что не удалось занять место теперешней королевы, что было бы совершенно справедливо, принимая во внимание ее незаконное нахождение во дворце.
Глава 24. Булочки с корицей
Анна задумчиво прокручивала кольцо на пальце. Нет, не так, злополучное кольцо. Меньше всего она теперь была расположена принимать подарки, неважно, от знакомых ли.
― А ты чего ждала? ― Делия поморщилась, сделав слишком большой глоток горячего чая. ― Ты жертва, а жертвам не положено сопротивляться. Естественно, что в тебе все восстает против разрушения ритуала. Уже то, что вы решились на то, на что решились, большой шаг с твоей стороны.
― Но я ведь не такая. ― Анна выдохнула сквозь зубы и уставилась на ведьму. ― Я не послушная овечка.
― Это чары, моя милая, в них вплетено подавление воли жертвы. Ты просто не в состоянии пойти против Георга.
― И что теперь? Все зря?
― Почему зря? ― ведьма флегматично пожала плечами. ― Ты здорово обезопасила себя, в твое тело теперь совершенно точно никто не вселится. И все же разумнее было поступить, как советовали мы с Амалией.
Королева упрямо поджала губы, только советов ей не хватало, вот что. Эти их магические сны – весьма ненадежная вещь.
― Как понимаю, подавление воли исчезнет, когда я лягу на алтарь?
― Может, когда он вскроет тебе вены. Не знаю. В любом случае, сейчас ты ничего не можешь сделать, чувствуешь ведь.
О, да. Анна чувствовала. Чувствовала это невероятное, подавляющее, ужасное бессилие, которое опускалось на ее плечи, стоило только подумать о том, чтоб сорвать план Георга. А как отнимался язык, когда она хотела поговорить с ним о грядущем – не передать словами. Ощущение жуткое, ни больше ни меньше.
Они попрощались, и Анна забралась в душное нутро кареты. А во дворце сейчас бал, даже теперь еще наверняка есть танцующие, хотя совсем скоро утро. Она долго просидела у Делии, пытаясь запоздало найти какой-то выход, но смогла лишь найти объяснение собственному равнодушию к скорой смерти от ножа вероломного предателя. Можно ли так называть кронпринца дружественного государства? Неважно, она будет.
От бессонной ночи Анну потряхивало, и она плотнее закуталась в подбитый мехом плащ. Вот уж где точно никогда не было холодно, так это в руках регента. Но вот о внезапно – или ожидаемо – вспыхнувших чувствах сейчас уж точно неуместно думать. Пусть даже ей придется подчиниться собственному палачу, голова должна быть ясной.
Во дворце отсутствия королевы не заметили, она никогда не была душой компании, поэтому не чувствовала потребности вернуться в тронный зал, следовало разобраться с почтой, просмотреть последние материалы дел королевского суда и все же выспаться, чтоб завтра снова блистать. Пусть ей больше не кружиться в танце с мужчиной, от прикосновений которого дух захватывает, выглядеть она уж точно обязана великолепно. А чтобы не остаться навеки с разбитым сердцем и в одиночестве, нужно расточать улыбки кавалерам и вообще привлекать внимание молодостью и красотой.