«Может, Оливер все же вернется?»
С трудом отогнав навязчивую мысль, Анна кликнула служанку, чтоб избавиться от громоздкого платья. Неплохо бы поговорить с Миланой. Она, конечно, без памяти влюблена в принца, но ведь и он ни на шаг от нее не отходит.
― Найти мою статс-даму, ― приказала Анна, не глядя в сторону служанки. ― Если она занята, не зови, но доложи немедленно.
― Ваше величество, а ванна?
― Никого не зови, хочу побыть одна.
Без году неделя королева прекрасно справилась с ванной, совершенно спокойно в нее забралась и прикрыла глаза, против воли погружаясь в будоражащие воспоминания. Вот тяжелая ладонь на груди, объятия теплой воды, прерывистое дыхание Оливера. А потом рвущая легкие боль, боль, боль и темнота.
«Интересно, что сейчас делает Оливер?»
Оливер по стечению обстоятельств тоже принимал ванну. Не то чтобы он любил вставать так рано, нет, в этом была вина Фелисити, которая ближе к полуночи заявилась в его покои с совершенно определенными намерениями, горящая желанием наладить отношения. К счастью, пришла она с бутылкой вина, чем дала возможность Оливеру изображать непонимание до самого утра. Рассвет еще не брезжил, но ощущалось сводящее зубы, особенное дыхание предутреннего воздуха, когда Фелисити, наконец, уснула прямо посреди фразы с бокалом вина в руке. Бокал опрокинулся на Оливера, который совершенно не расстроился, а его вздох облегчения мог бы погасить десяток-другой свечей.
Граф самолично доставил бывшую любовницу в выделенные ей покои и на том решительно поставил для себя точку на любых отношениях с ней: глупость он простить мог, но вульгарное поведение и алкоголь в одиночестве – а сам он не выпил ни капли – уже не терпел. И вот, стащив залитую дорогим вином рубашку, граф наполнил ванну, не удосужившись разбудить слуг, воспользовался нагревательным кристаллом, которых привез с собой из столицы целый коробок, и с наслаждением опустился в горячую воду. Главное, не уснуть, думал он. Ужасный вечер, думал он.
А еще думал о том, что даже ужасный вечер здесь куда чудеснее самого замечательного вечера во дворце. Теперь у него наконец-то вдоволь времени для того, чтоб прочесть книгу, съездить на охоту без сопровождения из трех десятков неуклюжих шумных придворных, размяться с мечом прямо во дворе, а то навык теряется. А еще он может один, спокойно, без десяти гвардейцев за спиной выйти за пределы замкового двора. И нет надоедливых вельмож, хитрых министров, подозрительных просителей, нет дам, норовящих проникнуть в спальню. Последнее особенно радует. Как Анна взбеленилась бы, если бы узнала о прецедентах. На этой мысли он хмыкнул.
Вздохнув, потянулся за мочалкой. Он может сколько угодно приводить аргументов, но правда в том, что он безмерно скучает по дворцовой жизни. И дело здесь даже не только и не столько в его чувствах, просто за эти годы, годы, когда он постигал совершенно невообразимое количество нового, годы, когда он отдавал себя без остатка решению государственных проблем, он стал совершенно другим. Не осталось больше того замкнутого мелкопоместного дворянина из обедневшего рода, который вполне доволен своим небольшим наделом и умещает свои желания в короткий список: охота, горы, книги, стычки с горцами. Теперь ему нужно больше, теперь его разум работает в таком режиме, что за несколько дней он не только отдохнул, он устал от скуки, он хочет себя чем-то занять, он готов выполнять несколько заданий одновременно.
Шлепая босыми ногами по ледяному полу, граф Истван поморщился. Не мешало бы что-то сделать с этим камнем, чтоб не был таким холодным.
«Неужели я недоволен тем, что оказался дома?»
Да, Оливер был недоволен, он хотел назад. Но может ли он вернуться теперь, когда так поспешно отрекся? Поступил, как мальчишка, хотя мог просто дать себе время остыть, уехать куда-то на пару месяцев, прийти в себя. Мало ли у королей поводов отправиться к соседям?