― Карета прибыла, дядька Торбен, ― крикнул один из мальчишек, ― там, говорят, служанка этой госпожи.
Еще не хватало, вздохнул Торбен, неужто их самих мало? Эти столичные штучки такие странные.
Тем не менее Селию приняли, сразу накормили завтраком, она даже пришлась всем по душе, не то что ее хозяйка. Спаленку госпожи ей показал сам Торбен, выделил комнату на этаже прислуги и посоветовал к госпоже не спешить. При этом так лукаво щурился, что Селия поняла все без объяснений и поспешила приняться за разбор вещей, которые затащили в просторный холл, да там и бросили.
Тем больше удивился Торбен и сама Селия, когда из спальни прямо им навстречу, пошатываясь, выползла – а другого слова и не подберешь – Фелисити.
«Неужто не нашла покои графа? ― Торбен нахмурился было, а потом внимательно всмотрелся в помятое лицо девицы. ― Да он же ее выставил! Ай да граф».
Его такое отношение хозяина к пришлой девице даже понравилось. Лично ему она ничего плохого не сделала, но не понравилась высокомерием, да и служанки говорили, что она какая-то нелюдимая и себе на уме. Таких молодому графу точно не надо. Он, вон, на самой молодой королеве едва не женился, зачем ему девица без чести и приданого? У нее и вещей-то всего два сундука, это разве же достаточно для приличной девушки? И какая она приличная после того, как явилась без сопровождения домой к молодому неженатому мужчине?
Глава 25. Поздний ужин
С хриплым стоном Анна попыталась пошевелиться. Она лежала навзничь на ледяной поверхности. Все кости ломило, тело превратилось в непослушный кисель. Надо собраться с силами, надо прийти в себя. Сознание порывалось снова уплыть, и забытье казалось столь сладостным, что она едва удержалась, хватаясь за хвосты неповоротливых мыслей. Едва дыша через нос, Анна попыталась шевельнуть пальцами неудобно вывернутых рук.
Не выходило, и королева почувствовала, как по щекам катятся тихие злые слезы. Отрыть глаза пока не получалось, сквозь плотно сжатые веки пробивалась ослепительная полоска света. В голове набатом отдавалось биение сердца, которому вторили наплывы боли. Раз. Два. Три. Распахнула глаза, и они заслезились еще сильнее.
Свет пяти свечей справа от нее казался невероятно, небывало ярким, ослепляющим. Анна попыталась сглотнуть, но пересохшее горло только впустую сжалось спазмом. Повернуть голову не решилась, боясь ослепнуть от боли, но жадно всмотрелась в полутьму вокруг, постепенно привыкая к освещению. В глаза словно песку насыпали. Огромным усилием, призывая на помощь всех богов и за компанию собственную тетушку, она подняла руку к лицу, но так и замерла, не донеся ладонь до глаз. Пальцы, ладонь, запястье, рукав платья – всё в крови.
Это несколько придало сил, и Анна смогла повернуть голову. Мазнула взглядом по комнате. Тут же появились силы приподняться. Анну вывернуло прямо на пол. Вокруг была кровь, все было в крови. Она лежала, разметавшись среди ошметков чьих-то тел. Стоило рассмотреть обстановку, и в нос ударило зловоние кровавой бани, металлический привкус во рту, истерическая ломота в костях. Скосив глаза вниз, Анна почувствовала, как сердце поднялось куда-то к горлу: ее стошнило сырым мясом.
Фелисити прихорашивалась перед ужином – она взяла за правило делать это особенно тщательно теперь, когда прибыла ее собственная служанка. Селии, надо заметить, не было и минуты покоя с требовательной госпожой, ее откровенно жалели замковые слуги. То и дело приходилось отпаривать или стирать очередное платье Фелисити, несколько раз подряд бегать на кухню только оттого, что недостаточно крепко заварила чай, самолично ездить в город за сластями. С чего-то в голову госпожи взбрело, что кухарка хочет ее отравить, от чего не было покоя ни Селии, ни даже самому графу. Он выслушивал нападки на слуг ежедневно, хотя правдами и неправдами пытался заставить Фелисити замолчать.
Девушку это не останавливало. Она словно задалась целью захватить как можно больше пространства, старательно оставляла следы своего пребывания повсюду: раскрытая книга на полу в библиотеке, надкушенное яблоко в гостиной, тончайшая шаль на кресле у окна, нотная тетрадь, хотя в замке даже не было рояля. Графа это раздражало столь сильно, что горничные стали еще бдительнее, чем обычно, и завели привычку поочередно следовать за неаккуратной гостьей. На расстоянии, но неотрывно. Если ее это и злило, сказать слово против она не решалась, не рискуя превышать весьма небольшой лимит возмущений, который был ей отведен графом.