― Помогите мне спешиться, граф.
Он послушно подходит, и когда она спрыгивает, на миг прижимает к себе, за секунду проходится горячими, жадными руками по телу, и в ее животе разливается пожар.
Пока знать выбирается из карет, пока дамы стараются незаметно размяться, а мужчины пытаются разорвать конюха на десять конюхов поменьше, чтоб всем досталось внимания, Оливер под локоток ведет королеву в свой замок.
― Ваше величество, это мой управляющий, господин Торбен. К нему обращайтесь с любыми вопросами. Это…
Он что-то еще говорит, но Анна совсем его не слушает, только смотрит искоса и сама чувствует, насколько влюбленной молодой девицей выглядит. Оливер сбивается, встретив этот взгляд, давится очередным словом, сам замолкает.
― Позвольте показать вам ваши покои, ― наконец, с трудом просипел.
Анна смотрит только на его губы, как завороженная.
― Мне графские, пожалуйста.
Оливер скосил глаза на прислугу, все прячут улыбки, склонив головы в вежливых полупоклонах. Даже излишне вежливых.
― Конечно, ваше величество, прикажу освободить сейчас же.
― Не обязательно. Так вы проводите меня, граф?
Оливер мог поклясться, что слышал смешок со стороны управляющего, но высказаться решился только в покоях, когда они остались вдвоем:
― Анна, при слугах говорить такое – верх неприличия! А что скажет твоя свита? Неприличнее только в штанах по улице разгуливать.
Пожав плечами, Анна в мгновение ока стаскивает с себя мягкие сапожки и замшевые обтягивающие штанишки, оставшись в кружевных панталонах.
― Ну раз неприлично. Где у тебя ванна, кстати?
Оливер стоит, так и не закрыв рот, чувствуя, как внутри разгорается пламя. Она перед ним, в его комнатах, совсем как он мечтал, стоит в одном нижнем белье, а он до сих пор одет и на расстоянии в добрых два метра.
― У тебя десять минут, ― выдавил он с трудом. ― Десять, Анна, я жду тебя здесь.
― Примерь пока, ― скрываясь за дверью в ванную, она положила на каминную полку корону.
Пока ее нет, есть время подумать, надо же как-то себя занять. Оливер водрузил на голову металлический обод тем привычным движением, что было для него едва не естественным, подошел к зеркалу. Слишком молод для короля, не так ли? Темноволосый юноша в зазеркалье. В конце концов, он заслужил эту корону, ведь он убил ради нее, убил ту, с кем когда-то делил постель.
Фелисити. Она действительно была уверена, что он ее не узнает, что не сможет сложить два и два, что чужое тело сделает ее неузнаваемой. Ты просчиталась, Мари, так грубо просчиталась. И когда он обнимал ее, когда он спал с ней, он всегда помнил, с кем имеет дело, помнил, что его имя она в пылу страсти выкрикивает ртом Анны.
«Я сумасшедший, скорее всего, но как же это возбуждало».
Оливер усмехнулся своему отражению углом рта. Анна и Мари, Мари и Анна. Существовали ли они для него когда-то отдельно? Может, в самом начале? Как же чудесно, что никто и никогда не мог прочесть его мыслей.
― Вот таким я тебя знаю и люблю, ― Анна стояла в дверном проеме, обернувшись большим полотенцем. ― Ты всегда этак чуть насмешливо улыбаешься. Мой король.
― Иди ко мне.
Усадив ее на подоконник, Оливер провел рукой по чуть влажным золотистым волосам, кончиком пальца обрисовал овал лица, рождая в Анне беспокойный трепет. Провел пальцем по губам, вниз, по шее, к краю полотенца. Это тело Мари, в котором она, его драгоценная Анна. Оно куда больше ей подходит, оно такое утонченное, такое чувствительное. Словно в доказательство, Анна едва слышно застонала от нетерпения. Такая нежная, настоящая принцесса внутри и снаружи, такая светлая и воздушная. Оливер с нажимом провел ладонью по внутренней стороне ее бедра, забираясь под полотенце.
Интересно, Мари догадывалась хоть раз, что он может ее подозревать?
― Только обещай, что непременно женишься на мне, ― вдруг рвано выдохнула Анна.
― Исключительно ради короны, ― хохотнул Оливер, с наслаждением целуя ее.