Девушка, секретарша представителя русской зоны, которая всё записывала, была очень красивая, с большими синими глазами, и все мужчины на нее смотрели, можно сказать, были ею очарованы.
Подошла моя очередь.
— Одну минуточку, — говорит мне француз, французский представитель.
Эта девушка повернулась к молодому человеку, который не сводил с нее глаз, и попросила, кажется, закурить.
А сзади следующий француз, который стоял за вторым мальчиком, уже спрашивал: «Что, очередь двигается или не двигается?» Все очень нервничали.
Меня спросили, как меня зовут и мою фамилию. Я сказала.
— Имя ваших родителей?
Я заранее всё это приготовила. Заучила. Был еще один вопрос. И, в общем, я ответила на все вопросы. Я старалась быть совершенно спокойной, только про себя молилась. И поскольку я довольно хорошо говорила по-французски, ни у кого не было сомнения, что я француженка и что я не та, за кого себя выдаю, ни малейшего сомнения.
Но всё у меня тряслось внутри. И подкашивались ноги. Я буквально падала.
Я сказала мальчикам:
— Ради Бога, вытащите меня подальше отсюда.
Мальчики подхватили меня с двух сторон и шептали мне:
— Держись! На тебя смотрят…
И с шутками, делая вид, что смеемся, поволокли меня в сторону пруда, который был недалеко. Я еле дошла туда и просто рухнула.
Но я была бешеная от счастья. Там был холм высотой метров пять. И я кувырком с него скатилась. Встала и помахала мальчикам рукой. Они были белые от страха.
Всех, кого освободили из лагеря, посадили на поезд и повезли в Париж. В Париж мы приехали днем, часов в двенадцать.
Мальчики, которые помогли мне освободиться, разбежались по домам. А я попросила тех, кто нас сопровождал, свести меня с военными в парижской комендатуре.
Когда я там оказалась, военного, который был мне нужен, еще не было.
— Он еще, кажется, не пришел, — сказал какой-то младший чин. — Подождите, пожалуйста, — и с любопытством посмотрел на меня. — А вы по какому поводу?
Я говорю:
— Мне нужно сказать ему что-то очень важное для меня… Я подожду.
Лицо у меня было измученное, и он больше ни о чем меня не спросил.
Пришел молодой человек в военной форме.
— Я вас слушаю. В чем дело? Я говорю:
— Все мои документы неверны. У меня другое имя и другая фамилия.
— То есть как?!
— Вот так. Я прошу вас, чтобы вы мне помогли. Я хочу остаться во Франции и жить здесь. После того что они сделали с моим мужем, со всей нашей семьей, я туда никогда и ни за что не вернусь и готова жить тут хоть на мостовой.
Он сказал, что не может решить мой вопрос и что со мной должен побеседовать кто-то повыше.
Этот более высокий чин пришел, и я повторила ему всё про свои документы и изложила свою просьбу.
Я сказала:
— Я не хочу вас обманывать, — я не француженка. Но я никогда, после того что они сделали с нашей семьей, не вернусь в советскую Россию.
Он был очень удивлен, просто шокирован:
— Как, каким образом всё это произошло? Как вы оказались с другой фамилией?
Я сказала:
— Я готова всё рассказать, всё от начала до конца, — как я попала во французский лагерь и вышла из него, я ничего не скрываю. Только дайте мне документы, чтобы я могла остаться во Франции и жить под своей фамилией.
Он сказал:
— Всё это очень прискорбно. Я вас глубоко благодарю за то, что вы честно во всем признались, честно рассказали, кто вы и что вы. Но пока будут оформляться ваши документы, я вынужден вас отправить в лагерь для перемещенных лиц.
Он обещал мне дать знать, когда будет решено мое дело.
Меня и еще кого-то посадили в черный фургон и отвезли в лагерь, тут же в Париже, в котором были люди такой же неопределенной судьбы, как у меня. Русских было очень мало.
Я попала в огромную комнату, половина которой была уже занята. Все сидели на полу. Условия были отвратительные.
У меня прекратились менструации, я себя чувствовала очень плохо. Но еще хуже стало, когда они возобновились. У меня не было ни ваты, ни тряпки, ничего. Я что-то сняла с себя и разорвала на тряпки, потому что ничего другого не было и взять было неоткуда.
Вместе с нами находились проститутки, которые, узнав, что я француженка, стали приставать ко мне с вопросами: «Как идут дела? Что собираешься делать?..» И когда я ответила что-то вполне корректное, посмотрели на меня странно: что за девица такая? — и больше не стали со мной разговаривать, только поглядывали косо.
Нам дали есть в мисках, к которым были привязаны ложки, чтобы их не украли.