Пошел дождь, они вышли из экипажа и встали под деревом. Здесь Цесаревич решился сказать неприятное для обоих.
Александр подробно отразил этот эпизод в дневнике: «Я давно искал случая ей сказать, что мы больше не можем быть в таких отношениях, в каких мы были до сих пор. Что во время вечерних собраний мы больше не будем сидеть вместе, потому что это только дает повод к разным нелепым толкам, и что мне говорили об этом многие. Она совершенно поняла и сама хотела мне сказать это. Как мне ни грустно было решиться на это, но я решился. Вообще, в обществе будем редко говорить с нею, а если придется, то — о погоде или каких-нибудь предметах более или менее неинтересных. Но наши дружеские отношения не прервутся, и если мы увидимся просто, без свидетелей, то будем всегда откровенны». Дорогая «М. Э.» все прекрасно понимала, ей не надо было долго объяснять ситуацию.
Затем Двор переехал в Петергоф, и несколько последующих дней они не виделись. Хранительницей их тайны была подруга княжны и хорошая знакомая наследника Александра Жуковская,[3] много раз в тяжелые минуты помогавшая им. Передавала записки и приветы, улаживала размолвки, охраняла их покой на прогулках, наблюдая за дорогой, как бы кто ненароком не появился. В периоды разлук Александра Васильевна непременно передавала Цесаревичу устные приветы от «дамы его сердца», что несколько согревало душу, но не доставляло большой радости.
Наконец, 27 июня они увиделись с княжной на обедне в дворцовой церкви, а затем на завтраке у Императрицы. По окончании трапезы Мари улучила удобный момент и подарила ему фотографию, где она была изображена в экипаже с Сашей Жуковской. На обороте значилось: «В воспоминание последнего дня в милом Царском». Того дня, когда состоялось то неприятное объяснение. На следующий день, 28 июня, Цесаревич записал: «В 91/4 был вечер у Мама, все почти играли в карты, я сочинял стихи и страшно скучал и грустил по М. Э., которая не была приглашена».
Летом у мужской половины Императорской Фамилии много времени уходило на военные сборы и смотры, традиционно проходившие в Красном Селе под Петербургом, куда перебазировались гвардейские полки. По давней традиции здесь устраивались парады и учения гвардии. В отдельные дни объявлялись тревоги, и гвардейские части, возглавляемые традиционно членами Императорской Фамилии, совершали многокилометровые марш-броски. Проводились регулярно и офицерские состязания по стрельбе и вольтижировке.
Александр Александрович усердно обучался военному делу, хорошо знал воинские уставы, устройство армии, состав военной экипировки и оснащения. Он участвовал и в военных соревнованиях, но лишь в узком кругу «своих». На публике Наследник стеснялся демонстрировать навыки верховой езды, которые не были очень успешными. Но зато стрелок это был отличный. Свое первоклассное мастерство много раз проявлял и на учебных офицерских стрельбах, и на многочисленных охотах. Но как только выдавалась свободная минута, как только освобождался от прямых обязанностей, опять подступала к сердцу тоска, снова неведомая сила тянула в Царское или Петергоф, туда, где он мог увидеть М. Э.
Княжна Мещерская была на год старше Цесаревича. У нее имелся значительно богаче жизненный опыт, чем у доброго, честного и наивного обожателя. Она за прошедшие годы успела узнать и перечувствовать немало. Владея в совершенстве тонким искусством салонного кокетства, знала, как посмотреть, когда улыбнуться, в какой момент встать и пройти невзначай мимо молодого человека, овеяв едва уловимым, но пленительным ароматом дорогих французских духов, приведя его в состояние почти невменяемое.
Конечно, можно было предполагать, что княжна просто «подстрелила» первого из великих князей, что могло польстить самолюбию любой светской женщины. Александр долго не был уверен: любит ли его по-настоящему М. Э., или это всего лишь игра, становившаяся порой для него нестерпимой мукой. Лишь накануне смерти, в последний час, уходя из жизни в тяжелых мучениях, Мария Элимовна признается задушевной подруге Саше Жуковской, что никого и никогда не любила… кроме Цесаревича. Он узнает об этом и испытает горестно-сладостное чувство. Но это все будет потом, потом, а пока шел еще 1865 год и Александр Александрович каждый день думал о М. Э.
Когда уехал в Ильинское, то попросил наставника-опекуна графа Перовского показать Жуковской и Мещерской его комнаты в Александровском Дворце Царского Села. Граф выполнил пожелание, провел молодых фрейлин по личным покоям Наследника: кабинет, библиотека, спальня… Они все внимательно рассмотрели, и когда встретились, Мария сказала, что у хозяина «есть вкус» и что его апартаменты ей очень понравились. Александр был счастлив.