Изверившись в политических буржуазных партиях (это разочарование он выразил еще в 1873–1875 годах), Твен теперь протестует против самой идеи: хранить верность тому, во что не веришь, делаться рабом того, что ненавидишь.
В «Записной книжке» того времени у него есть такая мысль:
«Людям кажется, что они граждане республиканской партии и что это есть патриотизм чистейшей воды. Я предпочитаю быть гражданином Соединенных Штатов»[363].
Твен настойчиво отделяет обе буржуазные партии от интересов государства и народа. В письме к Гоуэлсу от 17 сентября 1884 года эта мысль выражена еще более четко и ясно: «Не партии создают, или сохраняют страны, или способствуют их величию (Твен все время подразумевает обе буржуазные партии США, республиканскую и демократическую. — М. Б.), — а чистые люди, чистые простые граждане, рядовые, массы»[364]. В условиях коррупции, полного подчинения правящих партий интересам промышленников и финансистов, в атмосфере оголтелого политического бизнеса Марк Твен хранит верность лишь народу.
Чрезвычайно интересны его «Заметки для «Янки» (1-884), в которых он формулирует замысел романа:
«Главное, что я хочу внушить, — это нелояльность. Пусть перестанут употреблять слово лояльность в смысле долга. Независимость и является собственно лояльностью, но она часто предается в жертву признанным идолам и фетишам»[365]. А на следующей странице Твен уточняет — что он понимает под «идолами» и «фетишами». Он протестует против преданности «королю или партии», когда человек делается «рабом» того или другого[366].
Становится ясным, что в новом произведении выдвигается современная проблематика, что писатель сознательно уподобляет средневековую тиранию общественно-политическому режиму США, который вскоре станет называть «монархией»[367].
То, что в художественном произведении представлено в образной форме — в виде аллегории, — получит у Марка Твена позже, в начале XX века, законченную и четкую политическую формулировку. Из нее видно, что США для Твена уже давно являются «монархией денег», «тающей восковой республикой»; в 1906 году в «Автобиографии» он напишет:
«В течение пятидесяти лет наша страна является конституционной монархией с республиканской партией на троне… Наша монархия более могущественна, более безответственна, более автократична, чем любая монархия Европы»[368].
По фантастическому роману Твена можно составить представление о борьбе классов в Америке 80-х годов, об идеологических взглядах отдельных общественных слоев, об уровне технической культуры страны, о науке, печати, спорте, религии, семье, — то есть об общественно-политической жизни США, какой она была, и о том, какой, по мысли Твена, она могла бы быть.
«Янки при дворе короля Артура» — это социальная утопия Марка Твена и сатира на правящие классы.
«Один из способов делания образа… это — создание самых фантастических событий, — фактов, подчеркнутых гиперболой», — утверждает Владимир Маяковский[369].
Янки, герой романа Твена, — американец XIX века, мастер оружейного завода, получив в стычке с рабочими удар по голове и потеряв сознание, был перенесен на много веков назад: очнулся в VI веке, при дворе короля Артура. Благодаря превосходству своих знаний он делается «хозяином» страны, способствует ее техническому и культурному прогрессу и тем самым вызывает на «страшный бой» феодальное дворянство и духовенство. Первое он физически уничтожает с помощью электричества, второй его враг оказывается непобедимым. Роман заканчивается тем, что волшебник Мерлин, заколдовав янки, погрузил его в сон, который будет продолжаться тринадцать веков.
Героем фантастического романа Марк Твен делает рядового американца. В одном из писем Твен называет его «Yankee mechanic»[370], что соответствует русскому «мастеровой». В романе он назван «foreman» (мастер, старший рабочий).
Следует заметить, что в тогдашнем лексиконе и в языке Марка Твена нет еще слова «worker» в современном его значении.
В начале книги янки так представляется читателю:
«Отец мой был кузнец, мой дядя — ветеринар, и сам я в юности был и кузнецом и ветеринаром. Потом я поступил на оружейный завод и изучил мое теперешнее ремесло; изучил его в совершенстве; научился делать все: ружья, револьверы, пушки, паровые котлы, паровозы, станки. Я умел делать все, что только может понадобиться, любую вещь на свете…»
367
В этом отношении очень показательна одна шутка Твена, наведшая его на самые грустные и даже пессимистические выводы. В 1877 г. Твен написал письмо жене из Бостона в Хартфорд, пометив его 1935 г. В этой шутливой мистификации предполагалось, что в Бостоне монархия, и поэтому друг Твена, пастор Твичел, именовался «архиепископом Дублинским», Гоуэлс — «герцогом Кембриджским», а сам Твен — «графом Хартфордским». Прошли десятилетия, и Твен, случайно Найдя это письмо в старых связках бумаг, сделал горькое резюме: «Это кажется комичным, что я вообразил будущую монархию и не подозревал, что монархия — уже настоящее, а республика — прошлое» (A. Paine, Mark Twain, v. I, p. 530.