Антиимпериалистические позиции Твена определялись его тесной связью с жизнью народа, восставшего против монополий, агрессий и насилий.
Книгой «По экватору» (1897) завершается творчество Марка Твена доимпериалистического периода. В этих очерках писатель уже выступает против того, что вскоре окажется наиболее характерным для американского и мирового империализма[413].
«По экватору» — последняя и самая печальная книга путешествий Марка Твена. Это вдумчивое созерцание и оценка всего, что проходит перед глазами писателя, отягченного житейским опытом, разочарованиями и личными утратами. Произведение создавалось в атмосфере семейного горя: в 1896 году Твен потерял старшую, самую любимую дочь Сюзанну, которую он считал талантливой и возлагал на нее большие надежды.
Твен отправился в кругосветное лекционное турне, будучи совсем больным — проводил в постели все время, кроме того, когда нужно было передвигаться или идти читать комические «лекции». Неимоверным трудом заработал Твен сумму, нужную для расплаты с кредиторами («это было просто этическим долгом», — говорил он). «Деньги разметали нас по белу свету», — горестно восклицал больной и потрясенный несчастьем Твен в Европе, в то время как его жена спешила через Атлантический океан к умирающей дочери.
«Жить значит страдать». «Жалейте живых, завидуйте мертвым». «Опыт научает нас легко переносить несчастье — чужое, я хочу сказать». Такими максимами из «Календаря Уильсона»[414] Твен предваряет главы своей книги. Окраска каждой главы идет в унисон с эпиграфом.
Престарелый Твен оглядывается на пройденную жизнь. Она могла бы быть ярче и радостней. Могла бы… И он заносит в «Календарь Уильсона»: «Морщины должны быть лишь следами улыбок».
На первый взгляд кажется, что «По экватору» — произведение без определенного плана, без деления материала на важный и второстепенный, что автор позволяет жизненному потоку свободно струиться сквозь его сознание, задерживая в нем только что-либо его поразившее, безотносительно к тому, большое это явление или малое. Увидев, как жирный немец ударил слугу-индуса по лицу, Твен буквально потрясен. Картины далекого детства, избиение негров-рабов, встали перед его глазами. Твена поражает бедность и покорность индусов. Слуга-индус поутру чистит до блеска ботинки своего господина. «Он был босой, утро — холодное, морозное», — пишет Твен. Слуги-индусы спят на каменном полу у двери хозяина.
Случайно ли все это, что так настойчиво фиксируется Марком Твеном? Нет. Описывая Австралию, Твен сообщал друзьям из Мельбурна: «То, что интересует во время путешествия, это, во-первых, народ; затем все новое и, наконец, история тех мест и стран, которые мы осматриваем»[415].
Твен полон глубокого участия к туземцам различных колониальных стран, жизнь которых он наблюдал во время своего кругосветного путешествия, — к этим красивым, сильным людям, придавленным «железной пятою» «цивилизации».
«В моем представлении, — писал Твен позже в одном из писем, — цветной так же уважаем, как и другой человек; между ними нет никакого существенного отличия, кроме физического строения. Я говорю — для меня нет…»[416].
Это-то чувство и приводит Марка Твена к резкому осуждению европейских колониальных режимов в странах Азии, Австралии, Африки.
«Две трети человеческого рода, обрати внимание», — говорил Марк Твен дочери Джейн, подчеркивая численность цветных рас на земном шаре.
В книге «По экватору» Твен приводит документальные свидетельства из истории колониализма, рассказывает о том, что австралийцев белые завоеватели «истребляли, как гадин», вплоть до отравления мышьяком, считает, что «цивилизация» для туземного населения — «медленное убийство голодом и алкоголем», что отношение белых к ним было и остается «разбоем и насилием». В Австралии белые сократили численность местного населения на восемьдесят процентов! Эти страшные факты подсказывают Твену сравнение: с горькой иронией он утверждает, что способ истребления австралийцев мышьяком кажется ему «более гуманным, решительным и, пожалуй, менее жестоким, нежели другие способы, освященные обычаем». И дальше следует прямое указание на политику американской буржуазии по отношению к неграм — на работорговлю, суды Линча и т. д.
413
Именно поэтому печать США встретила книгу с плохо скрытой враждебностью: «мрачная картина», Марк Твен перестал быть юмористом, стал моралистом, чуть ли не мизантропом, во всяком случае, «человеком без надежды». Английские газеты вторили американским и единодушно решили, что Марк Твен «лишен юмора».
414
Сатирическими афоризмами Уильсона полон роман Марка Твена «Пустоголовый Уильсон» (1894), посвященный проблеме морального разложения рабовладельческого общества Юга США в середине XIX в.
416
Из письма Марка Твена «К дорогой француженке» («The Ladies Home Journal», v. XXIX, 1912, p. 54).