Грот ахнул, глаза закатились. Он осел на землю, как мешок с зерном. Последние очаги сопротивления были подавлены за десяток ударов сердца. Возницы замерли в оцепенении – их оглушили или прикончили без лишнего шума. В переулке воцарилась тишина, нарушаемая лишь хрипами умирающих и фырканьем перепуганных лошадей. Воздух стал густым и сладковатым от крови. Ни в одном бюргеском окне не загорелась свеча.
Генерал окинул взглядом поле боя. Ни тени триумфа. — Перегружать. Быстро. — Его приказ был тихим, но резал тишину. По свистку из соседних дворов вывели десяток крепких вьючных лошадей с мягкими мешками вместо седел. Мешки с серебром – тяжелые, туго набитые слитками и монетой – были сброшены с фургонов с глухим стуком и перекинуты на лошадей. Восемь лошадей выпрягли из фургонов и тоже навьючили. Работали молча, слаженно. Через десять минут фургоны стояли пустые, а восемнадцать лошадей, несущие вес обычного всадника в доспехе, были готовы к быстрому маршу. Серебро возвращалось к хозяину.
Выход – Открытые Врата Предательства
Но как вывести груз из запертого города? Ворота. Главные южные ворота, наглухо запертые на массивные засовы и охраняемые двумя десятками стражников. Северные ворота, как наиболее уязвимые, охранялись тремя десятками. Силовой прорыв был бы безумием. Здесь вновь вступили в дело Сыч и Еж. Пока шел бой и перегрузка, они, как тени, достигли ворот. Стража здесь была насторожена, но утомлена ночным бдением и все тем же страхом перед Эшбахтом.
Сыч, прикинувшись перепуганным горожанином в ночном халате, прибежавшим с "ужасной вестью" о звуке боя на Гауптштрассе, сумел на минуту отвлечь сержанта и нескольких стражников. Этого хватило Ежу, который умел оставаться тенью даже в солнечный день. В большую бочку с водой, стоявшую у караулки для стражи, ибо ночь была душной, он вылил несколько капель из маленького пузырька Агнес. Зелье в такой концентрации не убивало – оно вызывало мгновенный, тяжелый сон.
Когда стража вернулась к посту, сержант первым зачерпнул ковш. За ним, жадно, потянулись остальные. Эффект был стремительным: люди падали на посту, засыпая сном, похожим на смерть, храпя и не реагируя ни на что. Еж быстро снял с пояса спящего сержанта ключи от ворот.
Когда отряд Волкова с вьючными лошадьми подошел к воротам, их встретила тишина и тела спящих стражников. Массивные засовы были отодвинуты, тяжелые створки ворот на массивных петдях, смазанных Ежом, бесшумно приоткрылись ровно настолько, чтобы пропустить лошадей с грузом.
Последняя вьючная лошадь с тяжелым грузом скрылась за створками южных ворот. Волков, выходя последним, оглянулся на спящий, обманутый город. Его тень, длинная и черная в свете узкого серпа умирающей луны луны, скользнула по стене дома, где застыл в немом ужасе вырезанный из дерева лик святого.
Где-то там, в другом гнезде, ждали Тельвисы. Но это была уже другая охота. Он кивнул Сычу и Ежу, едва заметным в тени. Оставайтесь. Ищите. Без слов. Разведчики ответили едва заметным движением – они поняли. Серебро было отбито. Но в каменных кишках Туллингена оставались другие тени – холодные, неживые.
Город спал, преданный собственной паникой и ложью. А двое теней остались в его каменных кишках, их глаза уже искали новую цель в мраке – холодных господ с «стеклянными» глазами. Первая кровь была пролита. Серебро уходило. Но охота только начиналась. Южные ворота, приоткрытые рядом с телами спящих стражников, поглотили отряд. За ними остался Туллинген, окутанный тишиной, пахнущей кровью и предательством.
Ночь Лиса закончилась победой. Но ночь Демона и Ведьмы только приближалась.
Глава 10. Логово Тельвисов
Все имеющиеся улики, которые могли приоткрыть тайну исчезновения Тельвисов, вели к дому Спасовского. Было абсолютно неясно, какую роль он играет. Да, он обменял слуг Тельвисов на Хенрика и Круппа, но зачем. Наиболее логичным было предположение, что целью обмена было недопущение допроса свидетелей трибуналом инквизиции. В этом случае, слуг должны были убить, чтобы уничтожить опасных свидетелей. Но где скрывются сами Тельвисы. Спасовский. вольно или невольно, мог ответить на этот вопрос.