Они стояли так близко, что он чувствовал тепло ее тела, знакомый, но чуть изменившийся за годы аромат. Молчание висело между ними, густое, насыщенное всем несказанным – любовью, ненавистью, тоской, недоверием. В нем было больше правды, чем в тысяче слов. Потом Брунхильда резко, почти отталкиваясь, отвернулась к окну, скрывая лицо.
--- Ты видел его? Нашего сына?
Волков кивнул. Гордость, смешанная с щемящей болью упущенных лет, прозвучала в его голосе:
--- Видел. Он… превзошел все ожидания. Ум – острый, пытливый. Характер – прямой, как клинок. В нем… не только твою стать и мой нрав. В нем есть искра… что-то большее. Но он молод, Брунхильда. Зелен. Ему нужен не только учитель фехтования. Ему нужен… отец. Чтобы стать не просто графом. Чтобы стать мужчиной. Лидером. Тем, кто сможет нести свой крест.
Брунхильда замерла, ее спина напряглась. Потом она резко обернулась, глаза сверкали, но не слезами – гневом, страхом, материнской яростью:
--- Ты хочешь забрать его? В Эшбахт? В твою проклятую войну? В твою игру с архиепископом и Тельвисами? Чтобы он стал пушечным мясом для твоих амбиций?
--- Не забрать, --- Волков сделал решительный шаг вперед, его голос зазвучал твердо, почти как на поле боя. --- Принять. Под свое имя. Под свою защиту. Дать ему не только меч для атаки, но и щит – знания, опыт, понимание мира и людей. Дать ему наследство, которое не ограничивается замком и титулом. Наследство чести и ответственности. Я не могу вернуть ему детство. Но я могу дать ему будущее, достойное его крови. Нашей крови.
--- А если он откажется? --- выпалила она, и в глазах ее читался ужас перед этой возможностью. --- Он не знает тебя! Для него ты – призрак из маминых рассказов! Тень, бросившая нас! Что ты ему скажешь? Что оставил его ради «великого долга»? Ради того, чтобы стать пешкой в руках архиепископа? Ты думаешь, он поймет это?
--- Я скажу ему правду, --- голос Волкова понизился, стал глухим от тяжести признания. --- Всю. Что я был слаб. Что выбрал путь, который казался мне единственным тогда. Что сожалею… каждый день, каждый час. Но что теперь я здесь. И готов быть рядом. Делить его путь. До конца. Каким бы он ни был. Я не прошу его любви. Я прошу… шанса.
Брунхильда долго, очень долго смотрела ему в глаза, словно ища на дне его души последнюю искру правды или обмана. Взгляд ее был безжалостным судом. Потом, медленно, словно под тяжестью невидимой ноши, она кивнула. Один раз. Решительно.
--- Тогда… возьми его. --- Голос ее сорвался на шепот. --- Но клянись мне. Клянись его жизнью, его душой. Не смей сломать его! Не смей убить в нем то светлое, что я берегла все эти годы! Его честность! Его веру в людей! Если с ним что-то случится из-за тебя… --- Она не договорила. Но в ее взгляде, полном материнской ярости и бесконечной печали, было все: обещание мести, которой не будет конца, и горе, которое сокрушит все.
Когда они, наконец, сошлись, поцелуй был не вспышкой страсти, а горькой клятвой и примирением одновременно. В нем не было юношеского пыла, но была глубина прожитых лет, боль утрат и хрупкая надежда. И в этот миг не было ни стен дворца, ни прошлого, ни интриг архиепископа. Была только ночь за окном, пахнущая ладаном из собора и далеким, едким запахом пепла с площади.
Они лежали рядом, не говоря, пока вечер не сгустился в тени. Ни один из них не хотел подниматься первым.
Глава 14. Беседа с Агнес
Агнес ждала его не просто в саду, а в самом его тайном сердце – у грота, скрытого буйной шапкой цветущей черемухи. Воздух был влажным, тяжелым от аромата цветов и сырого камня, казалось, даже птицы пели здесь тише. Она стояла в глубокой тени арки из переплетенных ветвей, неподвижная, как изваяние. Темное платье сливалось с полумраком, книга в ее руках была закрыта, пальцы белели от силы сжатия. Ее взгляд был устремлен не на страницы и не на сад, а куда-то в невидимую даль, возможно, в те кошмарные сны, где Виктор шептал слова на языке Бездны, и ее имя звучало среди них как призыв.
— Он знает, --- ее шепот разрезал тишину, едва Волков сделал шаг под сень черемухи. Голос был безжизненным, как эхо из колодца. --- Я почувствовала это… как рывок на поводке. Как будто что-то внутри него… лопнуло. Они кричали, когда горели. Он услышал. Он вкусил их страх. Он… насытился им.
— Виктор, --- подтвердил Волков, останавливаясь в шаге от нее. --- Они были больше, чем слуги. Они были… питанием. Привязкой к этому миру. Теперь эта связь порвана.
Агнес медленно, как во сне, опустилась на каменную скамью у грота. Лицо ее в полосах света, пробивавшегося сквозь листву, было мертвенно-бледным, глаза – огромными, темными, затуманенными видениями, недоступными ему. Она говорила медленно, с трудом вытаскивая слова из какой-то внутренней бездны: