Последние слова она произнесла с силой, почти выкрикнула. На мгновение воцарилась тишина, а затем грянули аплодисменты. Сначала робкие, потом все громче. Мастера переглядывались, кивали. Кримль, стоявший рядом, сиял.
– Вот это речь! – пробормотал седой оружейник соседу. – Конкретно! Не воздух пинала!
– Льготы на медь... – размышлял вслух литейщик. – Если правда, то к весне печи запустим...
– Она вон и с Герстнером говорила, про Бранденбург... – передавали по рядам. – Не просто так болтает!
Когда Оливия покидала зал, ее окружал уже не гул недоверия, а возбужденный гомон обсуждения планов. Кримль шел рядом, быстро шепча:
– Отлично, Ваша Светлость! Отлично! Теперь эти разговоры пойдут по всему городу. Мастера – народ упрямый, но если видят выгоду и план... они ваши.
Оливия лишь кивнула, чувствуя усталость, но и странное удовлетворение. Она видела смену в их глазах: от скепсиса к расчетливому интересу, а у некоторых – даже к проблеску надежды. Она не завоевала их любовь за один день. Но она показала им путь. Путь, на котором она – не обуза, а капитан, ведущий их корабль из шторма. Это было начало. И в этом начале уже была маленькая победа над страхом и слухами, посеянными Брудервальдом.
Народ колебался. Страх, искусно посеянный Брудервальдом, боролся с живым, постепенно проявляющимся образом сильной, доступной правительницы, которая видела их нужды не из окна кареты, а в лицо. Раскол проходил не только среди знати в стенах замка, но и в самом сердце города, среди его обывателей и тружеников. Народ колебался, но чаши весов начали медленно склоняться в ее пользу.
Глава 29. Агнес. Война в Тенях
Пока Оливия сражалась за умы и сердца на улицах Шацце, Агнес вела свою, невидимую войну внутри каменных громад маркграфской резиденции. Ее скромные покои и аскетичный кабинет Волкова превратились в филиалы таинственной, дымящейся лаборатории. Воздух здесь был густым, почти осязаемым, от смеси ароматов – горьких, пряных, чистых и тревожных. Здесь царила своя алхимия защиты.
В личных покоях Оливии теперь день и ночь тлели массивные бронзовые курильницы. Их дым, вязкий и сизый, пах не привычным ладаном, а сложной, насыщенной смесью: смолистый можжевельник, острый, очищающий шалфей, горькая, отгоняющая зло полынь, сладковатый, защитный корень дягиля. - От дурного глаза, от яда в воздухе, от злого умысла, что лезет в щели сознания, – бормотала Агнес, подбрасывая щепотку истолченного янтаря в раскаленные угли. Запах был настолько сильным и непривычным, что горничные входили, зажимая носы платками, но Оливия, носившая на шее под платьем плотный травяной амулет (туго сплетенный мешочек из небеленого льна, набитый розмарином, зверобоем, зубчиком чеснока и щепоткой морской соли), дышала этим воздухом спокойно, как будто он был горным. Агнес вручила ей мешочек со словами: - Носи всегда, Клара. День и ночь. Запах отгонит мух... и кое-что похуже.
Каждое утро Оливии начиналось не с кофе, а с особого чая. Темная, почти черная жидкость в толстой глиняной кружке пахла сырой землей, железом и чем-то первозданным. «Пей до дна, светлость. Для сил телесных. Для ясности ума. Для крепости духа против чуждых влияний.» Оливия морщилась от невыносимой горечи, но чувствовала, как напиток, настоянный на корне родиолы, листьях гинкго и щепотке чего-то, что Агнес называла «каменным маслом» - темной, маслянистой субстанцией со скалистых утесов, разгоняет туман ночных кошмаров и утренней усталости, закаляет нервы, как сталь в кузнице.
Очищение Камней
Агнес лично контролировала уборку ключевых мест дворца – длинных коридоров, ведущих к покоям Оливии и Волкова, парадных лестниц, главного зала, где произошло «знамение». В ведра с водой для мытья полов и стен она добавляла едкие настойки собственного приготовления: уксус, настоянный на полыни и чертополохе, растворы едких солей, пахнущие серой и невыносимой горечью. - Сбить след, – объясняла она доверенной, испуганной служанке. – Чтобы нечисть потеряла нить, как пес теряет запах добычи на камнях после ливня.» Служанка кивала, широко открыв глаза, и усердно вытирала уже сияющий пол едкой, жгучей жидкостью, стараясь не вдыхать ее пары.
У каждого порога, под подоконниками, в нишах темных коридоров, за тяжелыми портьерами появились неприметные мешочки из грубой мешковины. Внутри – смесь крупной морской соли, острых, как бритва, железных опилок и высушенных, истолченных в колючую пыль шипов чертополоха. - Ловушки для тени, – называла их Агнес. – Соль выедает, железо режет, чертополох прокалывает незримую плоть.