Повторим еще раз: да, мы любим западную цивилизацию, мы подражаем и даже завидуем ей, хотя и не в состоянии стать такими же; но от всего сердца, всеми своими чувствами мы обвиняем и выставляем на посмешище ту ложную цивилизацию, к коей принадлежит г-н де Кюстин — цивилизацию распущенности и развратной прессы.
Когда эта пресса бесстыдно превращается в инструмент партий и выступает как поджигатель раздоров, вместо того, чтобы быть главнейшим звеном в социальной связи наций, тогда мы не признаем ее авторитет и предпочитаем наше безмолвие, раз уж вам хочется называть так все то, где нет скандала и шума. Будем откровенны, и тогда мы лучше поймем друг друга. Для вас цивилизации заключены в узком кругу какого-либо политического мнения. Но мы понимаем их совершенно по-другому и признаем за ними более возвышенную и более обширную сферу, не приписывая им в то же время абсолютной ценности. В своем невежестве и ослеплении мы даже позволяем себе спросить г-на Сен-Марка- Жирардена и все собрание господ пэров и депутатов Франции: разве французская цивилизация дожидалась рождения Хартииа для того, чтобы распространиться по всей Европе. Весь век Людовика XIV, все великие писатели XVIII столетия, разве они появились благодаря абсолютной монархии или принципу разделения властей? Может быть, Расин или Мольер заседали в Палате депутатов? Или Монтескье был выборщиком? А все эти ученые, поэты, моралисты, прославившие Францию, числились ли они в списках Национальной гвардии? Простите мне и такое конституционное богохульство: не кажется ли вам, что г-н Тьер17 принес бы более пользы Франции и всей цивилизации, оставаясь простым литератором, вместо того, чтобы употреблять свои незаурядные таланты и свое время на критику правительства, будучи в рядах оппозиции и критикуя сию последнюю, коль скоро в его руки переходило кормило правления?
А г-н де Аамартин18? Не лучше ли было ему оставаться поэтом, а не привносить политику в поэзию и поэзию в политику?
Шамфор, Ривароль, Жозеф Мари Шенье — все это люди выдающегося ума и незаурядных талантов19. Они имели определенный престиж и некоторое влияние на общество, но что бы сказали о них, если бы ради публикации нескольких блестящих произведений им вздумалось стать государственными деятелями? Сен-Ламбер и Делиль20 были талантливыми поэтами, но они превратились бы в посмешище, если бы сочиняли стихи, задавшись целью получить министерские портфели. Однако сегодня никто и не почувствовал бы смехотворность таковых притязаний. Из журнала или из /.../а муз теперь переносятся прямо на парламентскую трибуну, а оттуда, используя дар слова — сразу в министерское кресло.
Обратите внимание — я совсем не касаюсь политики, не нападаю на тот или иной образ правления — каждая страна имеет такой, который соответствует потребностям времени. Всякое сильное правительство есть благо, если это не грубая физическая сила, а сила нравственная. Я хотел лишь показать, что политика, как ее сегодня понимают некоторые во Франции, не имеет ничего или почти ничего общего с цивилизацией; что можно способствовать цивилизации, не становясь под то или иное политическое знамя. Не сомневаюсь я и в том, что лихорадочная сия политика излишне будоражит умы, отвлекая многих от истинного их призвания, и поэтому цивилизация только выиграет хотя бы от немного большего спокойствия и умеренности.
Конечно, весьма любопытно наблюдать сие не лишенное величественности зрелище, когда в словесных бурях воздвигаются, но столь же быстро и угасают выдающиеся и благородные умы. Но плодотворны ли таковые бури? В эпохи великих перемен — да. Однако в повседневной жизни народов сия зыбкая арена начинает сотрясаться при первом же порыве ветра, в то время как глубокие и мирные труды мысли вдали от политики и эфемерной публичности приносят свои благие плоды, порождая благодарность и восхищение будущих поколений.
В свое время было много теологических диспутов, весьма утонченных и отличавшихся внешним блеском, однако какова польза от сего для религии? Неужели вы думаете, что все ваши бесконечные споры по поводу таких загадок парламентского сфинкса, как: король царствует, но не правит; парламентское правительство и многие им подобные, приведут к какому-то иному результату? Или вы, быть может, надеетесь, что сей сфинкс не пожрет всех одураченных им?
Заблуждение г-на Сен-Марка-Жирардена и многих читателей г-на де Кюстина заключается в том, что будто бы сей вояжер явился у нас предметом какого-то особенного внимания, благодаря чему имел возможность видеть и узнавать Россию лучше всех прочих путешественников. Но если г-н де Кюстин получил свободный доступ ко двору, то лишь потому, что оказался в Санкт-Петербурге во время празднеств и торжеств, когда императорский дворец открыт для всех. Предупредительность и любезность к нему суть лишь следствия нашего добродушия ко всем приезжим иностранцам, имеющим хоть какую-нибудь репутацию в качестве литераторов, художников или просто светских людей. Не вдаваясь в подробности, упомянем имя Ораса Берне21, который, несмотря на его политические симпатии, был принят с куда большей открытостью, чем г-н де Кюстин.