«Именуя „марксистами“ последователей международного социализма, свободно выросшего на благодатной почве, возделанной наукой, буржуазная пресса – если только она действует не по невежеству – обнаруживает дурной вкус, тем более отталкивающий, что она делает это с целью противопоставить их безумной секте „бакунистов“, которые несут на себе это прозвище, исполненное иронии и издевки, как вполне заслуженную кару»[219].
В свою очередь «антиавторитарии», вроде бельгийца Веррикена, равным образом сетуют на то, что «буржуазные газеты, набросившись на злосчастный инцидент в Гааге, свели дело к личностям, между тем как речь шла о принципиальных вопросах»[220]. В одном, во всяком случае, «марксисты» и «бакунисты» целиком согласны: «Интернационал потрясало столкновение двух идейных течений, а не борьба двух вождей».
Обращение к личностным эпитетам и вытекающая из этого персонализация идейных течений болезненно задевают активистов из числа рабочих. Определенная часть их восстает против подобной практики. Это относится, например, к женевским интернационалистам. Корреспондент Маркса Анри Перре в брошюре, выпущенной накануне Женевского конгресса Международного товарищества рабочих в сентябре 1873 года, датирует зарождение этих терминов 1869 годом и связывает их появление с раскольническими маневрами Международного альянса социалистической демократии в Женеве: «Именно в этом первом диспуте появляются выражения „марксисты“ и „бакунисты“». Неприятие автором терминов, производных от имен, не может не восприниматься как чрезвычайно показательное:
«Уже сам факт группировки секций вокруг имен отдельных лиц достоин порицания и противоречит нашим принципам и интересам освобождения трудящихся. Получается, что общие интересы массы вытесняются самолюбием, гордыней, амбициями и прочими страстями, присущими человеческой личности. Предается забвению терпеливая, хладнокровная, непрерывная, методическая работа, необходимая для обеспечения этих интересов, и страсти бушуют лишь за или против той или иной личности, между тем как возвысить или ниспровергнуть личность всегда легче, чем добиться реального успеха или уничтожить произвол».
Увриеристские акценты этой аргументации становятся очевидными, когда Перре подчеркивает:
«Подобные личности редко бывают рабочими: это деклассированные буржуа, доктора, профессора, литераторы, студенты, а порою даже капиталисты».
Осуждая оба враждующих лагеря, несущие, по его мнению, ответственность за кризис Интернационала, он заключает:
«Нужно не только изменить людей, но и уничтожить корень зла. Пора покончить с марксистами и бакунистами! Необходим действительный и искренний союз трудящихся»[221].
Следует ли считать, что этот призыв был услышан? Дело в том, что вскоре – в период между 1874 и 1877 годами – вышеупомянутые эпитеты как будто исчезают из лексикона социалистов. Например, бакунисты, которые на первых порах без особых возражений принимают данное им прозвище, отвергают его во имя тех же самых принципов. Так, в 1876 году на Бернском конгрессе Международного товарищества рабочих (федералистского) Эррико Малатеста заявляет, что, несмотря на уважение и преданность, которые он питает к Бакунину, сторонники последнего не являются «бакунистами» прежде всего потому, что «мы не разделяем всех теоретических и практических идей Бакунина», а во-вторых и главным образом, «потому что мы следуем идеям, а не людям; мы восстаем против обыкновения воплощать принцип в человеке, обыкновения, вполне достойного политических партий, но совершенно несовместимого с тенденциями современного социализма». Он отмечает также, что «сам Бакунин всегда протестовал против того, чтобы его друзьям давалось такое определение»[222]. На том же конгрессе немецкий депутат социал-демократ Вальтейх, присутствовавший в качестве независимого, выступил против «нападок из Германии на тех или иных деятелей» из числа иностранных социалистов и заявил: «У нас нет ни „марксистов“, ни „дюрингианцев“, а бывшие лассальянцы честно воссоединились с общим движением»[223].
Подобный тон объясняется прежде всего тем духом примирения, который получил распространение в результате усилий бельгийских интернационалистов организовать в 1877 году в Генте Всеобщий социалистический конгресс. Однако эта инициатива, предпринятая ради «сближения разных враждующих фракций»[224], завершается провалом. С этого момента борьба возобновляется, причем в существенно измененном виде. Родившиеся из имен определения вновь появляются на свет, более того, делаются более разнообразными: параллельно с термином «марксист» возникает еще один неологизм – «марксизм». Вскоре они составляют тесно связанную пару. Кто изобрел этот термин? Ответить нелегко. Определенно можно сказать, что в 1882 году он уже фигурирует в заголовке полемического памфлета «Марксизм в Интернационале» Поля Брусса, бывшего антиавторитария, «анархиста-экстремиста» на конгрессе в Генте, ставшего впоследствии руководителем поссибилистов во Франции[225]. Этот деятель, которого Энгельс в 1881 году назвал «отличным малым» («kreuzbraver Kerl»), но «абсолютной литературной и теоретической бездарностью», «самым беспомощным путаником, какого я когда-либо знал»[226], под термином «марксизм» понимает не теорию, а цели и практику социал-демократии, рабочих партий, стоящих на почве классовой борьбы.
219
220
«Compte rendu du Congrès de Bruxelles, 1874 (Fédéraliste)». – In: «Première Internationale», vol. 4, p. 270.
221
«Brochure génevoise (s.t.), reprodotta» in: «Première Internationale», cit., p. 229 – 232.
222
«Congrès de Berne, 1876 (Fédéraliste)». – In: «Première Internationale», cit., p. 487.
225
Рюбель замечает, что это «первый текст, где термин фигурирует в заголовке». Но данное предположение может быть оспорено, тем более что «термин, по-видимому, уже получил почти официальное освящение» («
226
См.: