У славян длинных генеалогий не было. В лучшем случае они могли бы назвать какого-то отдаленного предка, но последовательная генеалогическая лестница при этом не выстраивалась. И это также следствие территориального характера общины, в рамках которых старейшины не наследуют должности, а избираются.
Византийские авторы VI века отмечают, что славяне и анты "не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве, и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим" (Прокопий Кесарийский). Впрочем, упоминаются и славянские князья и вожди. В большинстве имена эти неславянские (они сходны с франкскими той же поры и, видимо, восходят к более ранним кельто-иллирийским). Поскольку славяне, занимая Балканы, ассимилировали многие местные племена (в частности, франкские), какие-то сведения могут относиться к таким новообращенным или просто входящим в славянские и антике союзы племен. С X века появляются летописные данные и об организации управления у восточных славян. Это десятские, пятидесятские, сотские, тысяцкие, "лучшие люди", старейшины. На пиры Владимира в конце X века приглашались представители городского самоуправления, начиная с десятских.
Примерно та же система самоуправления предстает и на землях балтийских славян. Просматривается она и в волостях в Северной Руси по документам более позднего времени. Главный признак славянской системы организации — делегирование снизу вверх. Бакунин верно уловил эту специфику славянского общежития, выстраивая на ее основе концепцию идеального общественного устройства, резко отличающегося от германского государства.
Собственно система иерархического построения управления сверху вниз, видимо, не германская, а иллиро-венетская. Не случайно, что прочнее всего она была как раз на территориях, ранее занятых этой ветвью племен. Но сами эти племена значительных государств не создали. Кровно-родственные общины готов, лангобардов, свевов, ругов и других племен вступили в борьбу друг с другом, претендуя на господство в выстраивающейся иерархии. В итоге же они расселялись по всей Европе и даже значительной части Африки и довольно скоро растворились среди местного населения или же были истреблены в ходе непрерывных войн главным образом друг с другом. Остатки же их в большинстве нанимались на службу удачливым королям и императорам.
Иерархичность заложена уже в большой кровно-родственной семье и обязательна в кровно-родственной общине. Здесь неравенство предполагается изначально: младшие члены семьи обязаны подчиняться старшим. Это, кстати, хорошо проиллюстрировано в "Повести временных лет" в рассказе о семье у полян. Она явно такого же типа, как и германские, и негерманские семьи, которые представлены в варварских правдах. (Ближе всего к обычаям полян оказываются правила, зафиксированные "Баварской правдой". Это заставляет полагать, что летописец называл полянами ту часть населения, которая во второй четверти X века — это фиксируется археологическими и некоторыми письменными материалами — переселилась из Подунавья на Средний Днепр.) В отличие от полян, младшие члены семей остальных славянских племен вполне самостоятельны во всех своих решениях. Если у полян брак покупной и заключается он родителями, то у остальных славян решают сами женихи и невесты во время "игрищ между селами" (тоже форма защиты от кровосмесительства).
У полян была моногамия. Моногамия была и у большинства иллиро-венетских племен. У германцев было и так, и этак, что опять-таки говорит о сложности их истоков. У славян было многоженство: по две-три жены. Этот обычай долго не могла преодолеть христианская церковь и на востоке, и у западных славян. На территории Киева археологи отмечают своеобразные гнезда из двух-четырех землянок. Видимо, это и есть примерная славянская семья той поры.
В кровно-родственной семье чувство "крови" прививается почти насильно и отчужденность больших семей (или малых общин типа лангобардской фары) друг от друга часто выливается и в прямую вражду, регулируемую обычаем кровной мести (пережитки ее есть во всех варварских правдах, а в некоторых районах бывшего Союза она возрождается уже на наших глазах). Со стороны в такую семью можно проникнуть в качестве раба, да и сами младшие члены семьи располагают немногим большими правами. В рамках территориальной общины и наличия многоженства родственные чувства слабее, а связи по горизонтали много прочнее. Территориальная община и является объяснением колоссальной способности славян ассимилировать другие народы (да и ассимилироваться самим). В современных болгарах фракийский компонент представлен в не меньшей мере, чем собственно славянский. Такая картина наблюдается по существу всюду, где расселялись славяне. Византийский автор Маврикий (или Псевдо-Маврикий) дает очень важное свидетельство такого плана: "Находящихся у них в плену они держат в рабстве, как прочие племена, в течение неограниченного времени, но ограничивая срок рабства определенным временем, предлагают им на выбор: желают ли они за известный выкуп возвратиться восвояси, или остаться у них на положении свободных и друзей". "Неисторичность" славян проявилась, в частности, в том, что завоевав в VІ–VІІ веках большую часть Центральной Европы, славяне нигде не установили своего господства.