Желание возникло внезапно среди полной упокоенности. Узнать, что там, что дальше? Сразу послушно вспенился фризлайт, преобразуясь в светящуюся круговерть. Меня повлекло к границам системы…Меня? Едва начал осознавать себя, как всё прекратилось.
Я потряс головой. Так и спятить недолго. Только…
Я не цеплялся за сломанную блок-переборку, а завис в пространстве довольно далеко от роя обломков. Не от воронки гигантского пылесоса, именно от роя. С Марсом всё было в полном порядке, и редкая его атмосфера играла красновато-зелёным в солнечных лучах. И что тогда только что было? Впрочем, пока не того, нужно как-то выбираться.
– Даша! Народ! Слышите меня? Здесь Севемр! Слышит меня кто-нибудь? Приём?
И почти сразу ответ:
– Слышу тебя! – Лен, и приглушённый возглас Даши. – Можешь сориентировать?
– Пятиградусный сегмент в сторону Марса от роя! – Надеюсь, меня поняли. – Включаю проблесковый маячок.
Я притемнил обзорный щиток и включил вращающийся лазерный светильник на макушке шлема. Довольно долго ничего не происходило, и я уже начал было беспокоиться, но тут Лен сказал:
– Засекли. Давай, держись там. Не разговаривай и дыши пореже, а то смеси у тебя всего ничего.
Что ж, постараемся.
Через некоторое время с верха звёздной сферы к обломкам начала спускаться сверкающая точка – модуль. Я машинально прикинул траекторию его сближения и запустил ранцевый движок, уповая, что газовой смеси хватит добраться до МОУ раньше, чем кончится кислород. Точка росла довольно медленно, а когда обрела для невооружённого глаза очертания модуля, я затряс головой, не веря собственным глазам.
МОУ повис на тёмно-красном кольце – луче, по которому изредка пробегали пульсирующие сгустки в такт запускаемому для корректировки двигателю. Кольцо не превышало где-то вчетверо размер корпуса, и с каждой пульсацией МОУ совершал по нему оборот и увеличивался, точнее – приближался. Что-то новое в космоплавании. Додумать не пришлось: с новым оборотом странного кольца передо мной возник медленно плывущий борт модуля и открытый люк. Ну, и хвала космосу!
Модуль тряхнуло, когда я убирал скафандр в нишу. Тряхнуло сильно, на ногах я удержался лишь благодаря сдвинутой панели – дверце, в которую машинально вцепился. Новый толчок, сердитый голос Сергея:
– Прекрати уже!
Толчки прекратились. Я отпустил дверцу и осторожно уселся на диванную полку. Сразу накатила усталость и захотелось спать. С трудом удержался от зевка.
– Что тут у вас за тряска?
– У нас? – переспросил Лен мрачно. – У нас было всё нормально, пока ты не вернулся. Правда, я не знаю, что лучше: выпустили тебя наружу – и началось сползание в космос марсианской атмосферы. Приняли на борт, и пошли толчки. Но хотя бы с атмосферой всё в порядке. – Он махнул рукой на экран.
Я устало поглядел.
Рой обломков корабля в очередной раз претерпел метаморфозу и походил сейчас на сотканный из плоских нитей света конус, по которому очень медленно прокатывали мерцающие волны.
МОУ висел в пересечении неимоверного количества тех же плоских нитей – во всяком случае, на глаз было невозможно рассмотреть хоть малейшую толщину. Они упирались неисчислимыми рядами в броню модуля, и постепенно дробили её на фрагменты, растягивая затем в такие же нити без толщины.
Дьявольщина!.
– Главное, что и с планетой и с атмосферой всё в порядке. А рой мы видим, скорей всего, кванты света. Застывшие.
– Что? – Лен привычно вскинул вверх бровь.
Чтоб тебя! Оказывается, вслух рассуждаю. Устал, эх, сейчас бы на бережок, да с Дашей… Она, кстати, поглядывает на меня. Очень, надо сказать, странно поглядывает: с тревогой и с подозрением. Как вот примет меня за пришельца!
Угу, за трёхногого. На обуви разорюсь! Что за?..
Я встряхнулся.
– Мне кажется, ты что-то знаешь, Илай! – продолжил Лен. – Ничего не хочешь объяснить?
Даша, по-моему, хотела что-то сказать, но промолчала. Сергей чуть развернулся в кресле и с интересом глядел на меня.
– Ну, особо я ничего не знаю. А насчёт всего прочего…Даша подключи, пожалуйста, мой нейрочип к консоли. Там прикидки, которые я делал у вас в расчётном центре, и прочие данные.
– Видите? – Я обвёл рукой панораму нитей, и получил в ответ недоумённые взгляды всех троих, и осёкся. – Странно, автоматика ничего не показывает.
– Она даже сползание атмосферы не показывала, – брюзгливо заметил Лен. Голос неожиданно прозвучал дребезжаще-гулко, как из далёкой огромной банки. – Я полагаю, была обычная пространственно-наведённая галлюцинация.
Да уж, обычней некуда.
Я снова прилепил к себе чип и постарался сосредоточиться и внедрить собственное эмоциональное восприятие в псевдоорганику нейроавтоматики МОУ. Получилось, как ни странно, и я облегчённо вздохнул – так было проще.
Я не стал дождаться, пока троица учёных просмотрит цифры. Профессионалам времени много не потребуется, а мне очень не нравились бесчисленные плоские нити, в которые вытягивался корпус.
– Это уже, собственно, не рой. – На экране, наконец, высветилась паутина нитей. Она колыхнулась, разбухая и опадая, замерла, снова всколыхнулась. – Я уверен, что выплеск, пришедшийся по кораблю, модулировал инициацию Планковской секунды, живущей из будущего в прошлое на определённом отрезке времени.
– Да? – скептично осведомился Лен. – А ничего, что это математическое понятие?
Я показал на экран.
– То, что мы видим – это фризлайт, дробящийся Планковской секундой. Застывший свет. И мы сейчас находимся с ним одном пространстве, вернее, одном временномм хрононе. То есть, просто хрононе.
– Невозможно! – сказал Лен всё тем же дребезжащим голосом, глядя на экран. – Во-первых, тогда мы должны видеть, если вообще могли бы видеть, мёртвую, глухую фигуру без каких-либо колебаний. Во-вторых, как увидеть застывший фотон? Тогда должно практически застыть время. И главное, люди не могут существовать в математической функции, осознавать себя людьми.
– Кто сказал? – Я злился. На себя, большей частью. Просто не знал, что делать дальше. И усталость никуда не исчезла – давила на плечи до помрачения.
– Но мы пользуемся ими для вычислений, – одновременно заговорил Сергей, голос у него был таким же, как у Лена, гулким. – То есть, овеществляем.
– И что?
– А если здесь картина мироздания немного иная? – не сдавался Хрулёв. Глаза климатолога так и горели в предвкушении необычного. – Если там, где фотоны застывают, образуя фризлайт, скорость света есть исходная, базовая, как у нас обычный шаг?
– И как бы мы смогли набрать скорость, на которой застывают фотоны. Если это вообще фризлайт. Тем более, что тогда мы должны были удалиться от Марса на космос знает, какое расстояние. Плюс растяжение времени…
Даша не вмешивалась в разговор. Она с головой ушла в какие-то вычисления и отдавая команды автоматике модуля.
– Отчего вдруг рой обломков корабля стал математической функцией?
– Сигнал…
– Ах, сигнал? Крик планеты о помощи? Креационизмом отдаёт.
– Да не говорил я, что это крик о помощи. Я убеждён, что это сигнал о изменении бытия живой планеты, породивший прокол Чёрной дыры и связавший Марс и часть корабля с точкой сингулярности.
– Ты грозился показать фиксирование сигнала аппаратурой корабля, – припомнил Лен.
– Мы видели суть сигнала. Сползание атмосферы, термосферы, точнее. Автоматика МОУ не могла ничего зафикировать, не хватило ресурсов, а мозг человека – да. – Я махнул рукой на застывшую пульсацию паутины.
Посидел в наступившей тишине, откинувшись на борт-переборку и прикрыв глаза. Потом рядом кто-то устроился и положил голову мне на плечо. Я машинально поднял руку и обнял девушку.