Мне снова страстно захотелось впрячься в телегу с пушкой и поразить горожан своим воинственным и «взрослым» видом.
Я остановился как бы для того, чтобы перешнуровать развязавшийся башмак, и пропустил таким образом почти весь батальон мимо себя. А вот, наконец, и арьергард с пушками и походной кузницей.
— Эй, товарищ, — обратился я к одному из федератов, задыхавшемуся от напряжения в своей ременной сбруе, — видно, нелегкое это дело, тащить такую телегу?
— Попробуй сам — узнаешь!
— Давай, попробую.
И я сложил на тележку ружье, саблю и походный мешок. Федерат на ходу уступил мне свое место, я впрягся в ременную сбрую и, натянув ее что есть мочи, бодро зашагал.
Канонир Пелу, видя, с какой силой я тащу телегу, крикнул мне:
— Потише, потише, малыш! Успеешь еще лопнуть от напряжения. Так ты, чего доброго, еще ремень порвешь!
Эта насмешка на несколько мгновений охладила мой пыл, но как только Пелу отвернулся, я снова с прежним рвением налег на ремень.
Наконец, мы взобрались на возвышенность, где расположен городок Виен. Нас встретили колокольным звоном и громом пушечных салютов. Навстречу нам высыпала огромная толпа. Сегодня — четырнадцатое июля — праздник Федерации[24]. Улицы запружены людьми. Мы с трудом продираемся сквозь толпу. В тесноте мы наступаем друг другу на ноги; колеса тележек подпрыгивают на каждом булыжнике, на каждой выбоине. Барабанщики бьют в барабаны, мы поем «Марсельезу». Чтобы обратить на себя внимание, я сгибаюсь чуть не до самой земли. Когда на меня смотрят, я подымаю голову и хриплым голосом кричу:
— Да здравствует нация! Да здравствует нация!
И я испытывал большую радость, видя, что люди указывают на меня пальцем. Мне казалось, они говорили друг другу:
— Посмотрите на этого молодого человека, какой у него грозный и воинственный вид!
Но меня ждало глубокое разочарование. Глядя на меня, люди громко вздыхали:
— Бедняжка! Да ведь он еще совсем ребенок! Поглядите, у него даже борода не растет!
Я с еще большим ожесточением тянул телегу за ремень и кричал: «Да здравствует нация!», но настроение мое было испорчено.
В Виене мы провели чудесный вечер. Все добрые патриоты приняли участие в пиршестве, устроенном городом в нашу честь.
На следующее утро, перед выступлением в поход, батальон прошел церемониальным маршем мимо алтаря Федерации, воздвигнутого на площади, против собора. Затем мы преклонили колени перед алтарем и пропели строфу из «Марсельезы»:
Не успели мы кончить строфу, как напротив нас опустилась на колени группа школьников и пропела новую строфу, которой мы еще никогда не слыхали:
Трудно описать, какой взрыв восторга вызвала эта строфа! Марсельцы плакали. Детей обнимали, прижимали к груди, осыпали поцелуями. Взволнованная толпа горожан кричала:
— Да здравствуют федераты!
— Да здравствует нация!
— Смерть тирану!
Майор Муассон подошел к школьному учителю, сочинившему этот куплет, обнял его и сказал:
— Спасибо, патриот! Мы споем эту строфу на развалинах королевского дворца!
Затем, провожаемые всем населением городка, мы выступили в поход. Я снова впрягся в свою телегу. Один малыш лет шести-семи нес мое ружье, другой волочил саблю, третий — походный мешок. Дети облепили федератов, словно рой мух. Самые маленькие, чтобы не отстать от батальона, бежали вприпрыжку. Мне кажется, никто лучше меня не понимал радость детей. Я чувствовал себя на верху блаженства, глядя, как они почтительно прикасаются ко мне, трогают мое ружье, саблю и пуговицы на мундире.
Примерно в полумиле от города мы велели детям возвратиться. Ребята с грустью вернули наше снаряжение, пропустили нас вперед и, сбившись в кучу, провожали нас глазами долго-долго, пока мы совершенно не скрылись из виду.
На повороте дороги мы вдруг снова услышали чистые звонкие голоса, певшие новую строфу «Марсельезы»:
24
14 июля 1789 г. парижский народ приступом взял крепость Бастилию, служившую тюрьмой для политических преступников. В память этого события день 14 июля, начиная с следующего, 1790 года, стал праздноваться республиканской Францией и празднуется вплоть до настоящего времени.