Разумеется, «подгонка» меня под Катерину оказалась делом столь увлекательным, что на какое-то время мы с Алкой забыли и о том, чего ради было затеяно все это маски-шоу. Процесс поглотил нас настолько, что мы довольно долго не слышали, как заливается дверной звонок! Правда, в квартире в этот момент грохотала музыка — выбор аудиокомпозиций в фонотеке Катерины был большой, и мы с Трошкиной слушали их без разбору. Жанровое многообразие музыкальных произведений настраивало на творчество без ограничений.
Креативничали мы у Катьки дома. Роскошный рыжий парик нашелся именно там, где обещала хозяйка, и оказался мне удивительно к лицу. Только пришлось попотеть и для пущего сходства с оригиналом завить гладковолосое постижерное изделие в аккуратные локоны: нынче Катерина ходит с крупной «химией».
— Веснушечек еще насажать для пущей натуральности, и будешь самая настоящая рыжая-бесстыжая! — полюбовавшись мною в прелестных апельсиновых кудрях, вдохновилась Трошкина.
Хорошее портретное фото хозяйки квартиры висело тут же, на стене над диваном. Мы с Алкой взяли его за образец. Отбелили мое загорелое лицо светлым тоном, наляпали на нос и щеки конопушек, нарисовали такие же пламенные уста, как у Катьки — с отступом от губ, пышной розой. И ничего получилось, вполне похоже!
— Я довольна! — приклеив и подкрутив мне ресницы (у Катьки они нарощенные), сказала Трошкина.
— Я тоже, — согласилась я.
Мы замолчали, любуясь делом наших рук в большом зеркале, и только в этот момент услышали мелодичное насвистывание в прихожей.
— Это что? Канарейка? — удивилась Алка.
Я прислушалась. Для живой птички трель слишком уж однообразная. Да и Катерина никогда не говорила, что у нее есть домашний питомец.
— Да это же звонок! — первой сообразила я и пошла в прихожую открывать.
Почему-то мне не пришло в голову, что принимать посетителей в отсутствие хозяйки дома нам никто не поручал. А Трошкина почему-то не подумала меня остановить. Горделиво потряхивая красивой рыжей гривой, я прошествовала к двери, распахнула ее и тут же отлетела к стене. Крепкая мужская рука прижала меня к деревянной панели, как рогатина злого змеелова — несчастную коброчку. Я задергалась, но не смогла даже зашипеть: волосатая лапа крепко придавила горло.
— Где деньги, шалава? — без предисловий спросил детина в черной маске с прорезями для глаз.
— Н-не-ее... — жалко заблеяла я.
— Не знаешь или не скажешь? — уточнил он, даже не подумав отпустить мою шею. — Подумай как следует!
Тон у налетчика был отчетливо угрожающий, а я плохо соображаю, когда напугана. Так что в мозгу у меня нисколько не просветлело, зато в глазах конкретно потемнело. Недовольный моим молчанием детина тряхнул меня, как куклу, и тут, на мое счастье, в прихожую выглянула Трошкина. В одной руке у нее была раскаленная плойка, в другой — устрашающего вида щипцы для завивки ресниц.
— А кто тут... — дружелюбно начала моя подруга и осеклась, не договорив.
Налетчик замер, а я уже и так не могла пошевелиться. Зато Алка продемонстрировала редкое проворство.
— Ну-ка, отпусти ее! — отважно крикнула она и сделала красивый выпад дымящейся плойкой.
Припеченный детина негодующе пискнул и отскочил.
— Мы еще поговорим, ты не думай! — злобно сверкнув глазами в мою сторону, пообещал он и выпрыгнул за дверь.
Гулко протопали по лестнице тяжелые шаги. Трошкина без промедления захлопнула дверь, задвинула засов и повернулась ко мне.
— То думай, то не думай! — пробормотала я, потирая горло.
— Кто это был? — севшим голосом спросила Алка.
У нее замедленная реакция: в отличие от меня, она пугается тогда, когда опасность уже миновала.
— Понятия не имею! — всхлипнула я. — Заскочил, налетел, придушил! Спрашивал меня про какие-то деньги!
— Хм...
Трошкина отвела в сторону завесу «Катькиных» рыжих волос, посмотрела на мою шею и задумчиво сказала:
— Надо бодягу приложить, иначе синяк останется, — и сразу же, без перехода, сменила тему: — Да не тебя он про деньги спрашивал, Кузнецова! Он Катерину спрашивал!