Сбегая вниз по лестнице, общительный молодой человек бодро насвистывал и вспоминал наиболее эффектных знакомых Лен. Однако перегруженная юношеская память сохранила только самые яркие и выпуклые фрагменты женских образов. Лешу это не смутило. Как начинающий политик, он учился мечтать широко, с размахом, в масштабах целой страны и на столетнюю перспективу. Он запросто слепил воедино выдающийся бюст одной Лены, роскошные ноги другой, упругие ягодицы третьей, ангельское личико четвертой, золотые косы пятой и, заполнив пробелы нейтральным розовым тоном, получил в воображении образ столь притягательный, что последний лестничный марш преодолел одним прыжком. И со свистом выскочил из подъезда, точно поезд из тоннеля метро.
— Здравствуй, Ленечка! — громко и внятно произнесла еще одна знакомая Лена — семидесятилетняя соседка с первого этажа Елена Давыдовна Крупенникова.
Бабка, охраняющая подъезд не хуже пограничной овчарки, мгновенно сопоставила просвистевшую мимо нее мужскую фигуру с известным ей списком жильцов и назвала Алексея Ленечкой не по ошибке, а просто из вредности. Алексей уже не раз объяснял противной старушенции, что Леша и Леня — это два разных имени. Елена Давыдовна продолжала упорствовать. Алексей подозревал, что хитрая бабка таким образом просто провоцирует его остановиться и затеять с ней долгий разговор. Елена Давыдовна, проживающая в однокомнатной квартире с кошкой и собакой, сильно тосковала без человеческого общения и радовалась всем его формам — от мирной беседы о погоде до скандала с рукоприкладством. Леша-Леня Гольцов мог бы остановиться и подискутировать с бабушкой о топонимике.
Однако на сей раз старушке Крупенниковой не повезло. Занятый мыслями о Елене Прекрасной, Алексей без задержки просквозил мимо лавочки, где общительная пенсионерка с ее котом и собакой, спящими под скамейкой, образовали многофигурный монумент вроде памятника баснописцу Крылову с его героями.
— А здороваться тебя мама не научила?! — запальчиво выкрикнула раздосадованная Елена Давыдовна Алексею в спину.
Это была вторая попытка завязать дискуссию, и она тоже не удалась. Леша настолько погрузился в мечты о демонстрации умений и навыков, которые он приобрел без всякой помощи мамы, что в данный момент беспокоился лишь о том, что деревянная лавочка в песочнице под грибком может не выдержать парного показательного выступления.
Мужика, который со словами: «Стой, брат!» заступил ему дорогу, выскочив из темной щели между гаражами, Алексей в первый момент вообще не понял. Он даже оглянулся в поисках упомянутого брата, и не зря: позади него, перекрыв выход из проулка на простор двора, в самом деле возник второй мужик. В наступивших сумерках анатомических подробностей было не разглядеть, но эти два типа вполне могли являться кровной родней: морды у обоих были черные, с приплюснутыми носами. На темных рожах отчетливо выделялись только глаза, ярко прорисованные белым по черному.
— Стоять! — повторил первый черный брат.
Леше показалось, что он говорит с акцентом.
Второй черный брат, возникший в Лешином тылу, вообще ничего не сказал — возможно, вовсе не знал русского. Он молча прыгнул на Алексея, толкнул его на металлическую стену гаража, и она загудела печально, как бухенвальдский набат.
— Пра дэньги что знаешь, гавары! — подскочив к Гольцову, притиснутому вторым братом к содрогающейся гаражной стене, с отчетливым прононсом потребовал брат номер один.
Черная морда с белыми глазами приблизилась, и тут Алексей окончательно уверился, что перед ним никакой не негр. Лица братьев скрывали черные трикотажные маски, составляющие часть экипировки омоновцев и грабителей банков!
— Какие деньги? — прошептал Гольцов, уже вполне понимая — какие.
Не ракушки каури, это точно!
Его охватил страх, превратившийся в ужас, когда из-за спин вплотную подступивших к нему черных братьев донесся истеричный крик, интонационно очень напоминающий визг перегруженной бензиновой пилы:
— Кто тут Гольцов, руки вверх!
Оторопели все!
Обалдело поглядев поверх трикотажных макушек — черные братья были ростом пониже, чем он, — Леша увидел кошмарную асимметричную фигуру, кривобоко, хромой каракатицей, накатывающую со стороны вожделенной песочницы. Невероятно, но это тоже были черные, только не братья, а брат и сестра, разновеликие и сросшиеся головами!
Брат был повыше и поздоровее, а сестрица пошустрее: она проворнее перебирала ногами и активно размахивала руками. Одинаковыми у неправильных сиамских близнецов были только прически — на ветру черными стягами трепетали то ли короткие косицы, то ли длинные казачьи чубы. Сестрица угрожающе размахивала деревянной колотушкой, а братец поигрывал кожаной плетью и бряцал стальными наручниками.