Ребенок в машине задремал, поэтому первый акт презентации заокеанского младенца нашему семейству прошел без его участия.
— Прошу любить и жаловать — Майкл! — торжественно возвестила я и распахнула заднюю дверцу «Ауди».
Из нее немедленно вывалилась загорелая детская ножка.
— Какая прелесть! — умилилась мамуля.
— Как он похож на маленького Зяму! — растрогался папуля, рассматривая ангельское личико спящего.
— Именно это меня и тревожит, — пробормотала я.
— Тихо, тихо! Отойдите! — зашептала бабуля. — Вы разбудите ребенка, он проснется, увидит вокруг себя незнакомых людей и испугается!
— Это вряд ли, — возразила Алка.
Майкл успел произвести на нее большое впечатление еще на стадии посадки в машину. Проходя мимо газона, на котором, растянувшись, спал утомленный солнцем бродячий пес, мой племянник громко спросил:
— О, эта собачка мертвая? — и затем развил тему серией уточняющих вопросов о том, где будет собачкина могилка и кто станет ее хоронить, а также увлекательным предложением немедленно принять самое активное участие в организации этого процесса.
Алка имела неосторожность признаться, что ей лично мало что известно о традициях захоронения четвероногих, и нарвалась на десятиминутную лекцию о трудовых буднях заокеанских кладбищ для домашних животных. Даже с поправкой на неважный русский язык рассказчика, эта печальная повесть производила большой эффект. Малодушная Трошкина тут же прониклась уважением как к эрудиции, так и к крепости нервной системы нашего ребенка.
Папуля на руках вынес Майкла из машины, уложил его на диване в доме и на цыпочках побежал заканчивать приготовление праздничного завтрака. С кухни тянуло упоительными ароматами малины, шоколада и ванили. Мы с Трошкиной переглянулись, и Алка спросила:
— Ин, а тебе обязательно надо быть в офисе к двенадцати часам?
По голосу было слышно, что она надеется услышать «нет».
— Нет, — сказала я, чтобы ее не разочаровывать.
Мы помогли папуле накрыть на стол и стали ждать пробуждения маленького гостя и успешного завершения папиных кулинарных трудов. Они подоспели к столу одновременно — Майкл и тысяча первая папулина вариация на тему гурьевской каши.
Очаровательного заспанного ребенка и распаренного папулю с закопченным чугунком собравшиеся за столом встретили аплодисментами, на что чугунок никак не прореагировал, польщенный папуля раскланялся, а Майкл солнечно улыбнулся, громко поздоровался и пошел в обход стола, знакомясь с каждым из присутствующих лично и при этом зачем-то собирая со стола вилки. Их он отнес в кухню, продемонстрировав хорошие навыки ориентирования на малознакомой местности.
— А как же мы будем кушать салат с крабовыми палочками? — запоздало удивилась мамуля.
— В печальном молчании, поминая добрыми словами каждого покойного краба, — невесело сострила я.
Но смысл этой шутки начал доходить до трапезничающих лишь после того, как Майкл совершил еще одно турне вокруг стола, аккуратно накрывая наши стаканы с березовым соком хлебными ломтиками.
— О, господи! — мрачнея, обронила бабуля.
— Аминь! — без промедления отозвался ее правнук.
— Я не думала, что это настолько серьезно, — вздохнула бабуля. — Пожалуй, надо было вас предупредить насчет семейного бизнеса этих Томпсонов. Он у них респектабельный, но специфичный...
— Видимо, элитный клуб секты сатанистов? — предположила я.
Мамуля поперхнулась березовым соком.
— Почти, — бабуля снова вздохнула. — Похоронная контора!
— О, как интересно! — откашлявшись, вскричала наша сочинительница ужастиков. — Мишенька, я обязательно должна почитать тебе свои рассказы!
— Мама! — возмутилась я.
— Бася! — воскликнул папуля.
— Варвара Петровна! — подключилась Алка.
— А что — мама? Что — Бася? — хладнокровно ответствовала великая писательница, с аппетитом черпая большой столовой ложкой ритуальную гурьевскую кашу. — Я чувствую, что слабовата в описании кладбищенских сцен, и для дальнейшего профессионального роста мне катастрофически не хватает аргументированной критики.