8
— Давай положим его на диван? — предложила Трошкина, сочувственно глядя на взятого нами «языка».
Один-единственный удар сумчатой булавой надолго лишил его дара речи. Парень невнятно мычал и слабо мотал головой. Процесс получения от него информации обещал затянуться надолго, так что всем нам имело смысл устраиваться поудобнее. Но я все-таки возразила:
— Давай не будем укладывать его на диван, это будет уж слишком фривольно! Посадим в кресло, оно достаточно комфортное.
Старинное кресло с высокой спинкой, мягким подголовником и удобными подлокотниками устроило бы даже королеву-мать, однако вялый «язык» норовил свернуться в нем скорбным кренделем. Пришлось привязать его к спинке кресла поясом от моего купального халата. Пояса от банных одеяний других членов нашей семьи тоже пошли в ход: без них руки «языка» безвольно соскальзывали с подлокотников, а ноги в белых туфлях самопроизвольно вытягивались на середину комнаты, что выглядело неприятно и даже пугающе.
Зафиксировав положение тела в пространстве, мы с Трошкиной присели на диван и стали ждать, когда «язык» оклемается и придет в себя. Сидеть просто так было скучно. Я машинально пощелкала пультом, и на экране телевизора возникли картинки уже знакомой видеозаписи из «Пирамиды». От нечего делать мы просмотрели ее до самого конца, правда на ускоренной записи. И узнали среди участников съемки еще одного знакомого — Алексея Гольцова!
Помощник Ратиборского появился в кадре около двух часов ночи. Его морковная голова пламенела на фоне дубовых панелей, как сказочное огниво в подземной пещере. Так же, как его босс, Гольцов играл и даже, кажется, выигрывал. Непоседливый оператор слишком часто менял точку съемок, мешая мне вникнуть в происходящее на экране.
А в районе десяти утра, когда депутат и его помощник уже окончательно и бесповоротно ушли из кадра, в зале появился Ратиборский-младший!
— Ба, знакомые все лица! — ахнула я, узнав так сильно напугавшего меня однажды «разноглазого».
— Место встречи изменить нельзя! — поддакнула Трошкина.
— Место нельзя, а внешность можно, — машинально добавила я, имея в виду Катькиного Геночку с его досрочными сединами.
И тут мне в голову пришло одно интересное соображение. Его имело смысл хорошенько осмыслить. Я приготовилась основательно подумать, но в этот момент — не очень-то вовремя! — очнулся наш «язык». Он дернулся, тряхнув кресло, и снова затих.
— Просыпайся, Спящая Красавица, просыпайся! — проворковала Трошкина.
Спящий Красавец вздрогнул и шумно икнул. Замер, дернулся и снова икнул.
— Ему давит на желудок! Надо ослабить ремень! — авторитетно сказала Трошкина, которая когда-то преподавала лечебную физкультуру пациентам наркодиспансера и на этом основании считает себя отчасти доктором.
— Валяй, — разрешила я.
Алка уклонилась над пробуждающимся Спящим Красавцем, повозилась в районе его талии и вдруг задумчиво протянула:
— Интере-е-есная у него штучка!
— Фи, Трошкина! — строго сказала я. — Я была лучшего мнения о твоем морально-нравственном облике!
— При чем тут мой моральный облик? — Алка оглянулась и поманила меня пальчикам. — Иди, посмотри! Ты когда-нибудь видела такое?
— Думаю, что да, — ответила я с достоинством, но без хвастовства. — Думаю, что я видела и не такое! И если уж тебе охота поговорить об этих штучках, то у моего Дениса...
— Фи, Кузнецова! — с негодованием вскричала Трошкина. — Я же не о том! Я об этом!
И она потрясла перед моим носом ремнем, который выдернула из брюк Спящего Красавца:
— Видишь, какая цацка?
— Ух ты!
В первый момент я искренне восхитилась богатым декором пряжки, но потом разглядела на ней миниатюрные кнопочки, присмотрелась и тоже ахнула:
— Да это же камера!
— Вот, значит, почему он не стоял на месте и все время теребил свой ремень! — с удовлетворением сказала Алка. — Вовсе не потому, что хотел по-маленькому! Он ходил вокруг стола и тайно вел в «Пирамиде» видеосъемку!
Не сговариваясь, мы одновременно оглянулись на телевизор, на экране которого застыл финальный кадр другой видеосъемки, сделанной в том же самом казино. Я быстро клацнула пультом и вырубила телик. Затем мы синхронно повернули головы к нашему «языку». Желание разговорить его достигло того предела, за которым начинаются бесчеловечные опыты с раскаленными щипцами, утюгами и плойками для завивки волос.
— Алка! Проверь его карманы! — велела я.