Борнас поднимался на ноги, всем, чем мог он уже помог, осталось уповать на милость Аллона, я с нервной поспешностью подскочил к магику.
— Мы не можем медлить, Борнас, вы были правы если в Башне и может существовать архив, то в библиотеке, а она на верху. На верхних этажах цитадели. Нужно взобраться наверх! Разведать лестницу!
Он смотрел на меня с тревогой, наверное, беспокоясь о моем душевном здоровье, но мой натиск побеждал, и я это видел.
— Сурок…
— Пускай кто-нибудь с ним останется, — опередил я его высказывание.
— Идите! Я останусь с ним, — тихо проговорил из темноты Рейван. Рыжик стоял на твердых ногах, готовый следовать за нами, Конек напротив, делал вид, что спал, а Кручень бережно гладил Сурка по голове. Свет Борнаса то затухал, то разгорался, и нам очень тяжело было определить, кто и как отнесся к предстоящему испытанию? Естественно все измотаны и уставшие, но работа есть работа. Выполнять миссию надлежало до конца.
— Кручень, — тихо. — Кручень!
Наемник не реагировал и не отвечал, продолжая держать на коленях голову Сурка.
Рейван опустил на его плечо ладонь.
— Кручень, ты нужен Алькиру, ступай с ним!
Солдат рассеяно повел головой, очнулся от дремоты.
— Ступай с Алькиром! Чем быстрее мы выполним задание, тем быстрее Сурок вернется в Мейдрин. Двигайся!
Бережно Кручень возложил затылок Сурка на плащ и встал рядом с нами, мне было особенно тяжело, обидно и стыдно на душе, они шли за мной ради денег, а идеи и цели эти призрачные и теперь не важные. Выполнить миссию стало всеобъемлемой задачей для всех нас.
…Борнас первый, я — второй, Рыжик, Конек с обычной для него неохотой, но деваться дальше не куда, подавленный вовсю Кручень — так мы начали подъем по крутой спирали в шпиль грозной и покинутой Башни. На душе пусто и давяще, мне мерещилось, будто мы не поднимаемся, а медленно погружаемся в пропасть, в ад кромешного мрака и кошмаров. Нас затягивало в пучину черноты и вселенской тишины. Ни единого звука. Ни единого постороннего шороха — только наши шаги и дыхание. Шаги и дыхание.
Лестница занимала четверть пустоты Башни, каким образом и к чему крепилась? С помощью, каких сил держалась в воздухе? Полнейшая тайна. Впрочем, глубокую любознательность объясняло одно и самое правдивое определение — древняя магия остроухих.
Ноги на сотом марше закоченели, затекли мышцы, и стало трудно дышать. Аллон всемилостивый, на какой мы высоте? Где мы? Может под самыми небесами?
Так с тремя остановками мы добрались до полного истощения, рухнули на последних ступеньках. Прочные перила обезопасили все наше продвижение, иначе кто-нибудь по-любому свалился бы вниз. Задрав голову, Борнас раскалил шар до максимального света и начал в одиночку обследовать предстоящий путь. Мы жмурились от яростного столпа, успев привыкнуть к полумраку. Через десяток минут Желудь вернулся, вернулся с переполняющими через край эмоциями.
— Через четыре марша начинаются помещения! Мы добрались до жилых этажей!
Я мгновенно почувствовал победу. Наконец-то!
Слабо кивнул и улыбнулся, а наши сотрудники лишь вяло постанывали. Оптимизм остался внизу, в холе Одноглазой Башни.
— Вставайте! Отдохнем на месте!
На каком таком месте мы может спокойно отдохнуть, если кругом нам не рады?
Вместо слов я первым подвелся на свои старые костыли, за мной неохотно потянулась вся наша банда.
Эти четыре марша я не забуду никогда, для нас они выявились сущим испытанием, труднее всех досталось Крученю, его мысли сосредоточенные на раненом друге не концентрировались на скором успехе, а сознание бултыхалось на волнующей поверхности реальности, готовое уйти в глубину — в самого себя.
С предельной осторожностью, я с Борнасом выползли в запыленные и заброшенные комнатушки. Пустые полки, полупустые столы, если раньше кто-то тут и обитал, то давно покинул эти стены. В одной из трех комнат, я увидел на столе книгу, на раскрытой посреди тома страницах в палец пыли, — дотронулся до нее и ошпарено отскочил, меня ждало полное разочарование и огорчение: талмуд растаял на глазах в пух и прах, даже не показав своих сокровенных тайн. Я в глубоком шоке подавил стон.
— И за этим мы сюда пхались? — за столько времени подал голос Конек, тон его никому из нас не понравился, но никто не нашел в себе силы ему нагрубить.
Мы с очумелым видом бродили по запустению, с разочарованием взирали на разбросанные вещи и домашний скарб.