Вернулся Жам с пустой пузатой чашкой с расписными боками и позолоченной вязью.
Томаш махнул на него рукой — мол, я сам справлюсь, иди!
Канцлер придвинул прибор к сахарнице и всыпал в душистый заваренный чай три ложки сахара, спокойно, отрепетировано расколотил, едва касаясь серебром стенок посуды. Движения, оточенные не годами, а аристократичной кровью, фамильным воспитанием.
Все-то время Важич полусонно наблюдал из полуприкрытых век, анализируя и взвешивая предстоящие темы для разговора.
— Не буду тебя мучить и морить, перейду сразу к делу…
Ага, любезности, наконец, закончились!
— То, что я перед тобой в таком жалком состоянии — результат спланированной акции…
Сир Иртвин приготовился слушать.
— Илена Альвинская охмурила взятками главмейстера Конрада Гаджа, который, долго не думая, пошел у нее наповоду, подстрелил меня, когда я парился в ванной. Чухал яйца и не о чем дурном даже и не думал! — Важич сделал паузу, слова давались ему не просто, с трудом, но говорить нужно до конца.
Томаш тактично молчал.
— Арвин Робс и Лукас быстренько прибрали это дело, и замели следы. Лукас вытащил меня с того света, а Робс, при всем хорошем умудрился связать сплетни в узел и не дать им расползтись по столице и всему Королевству. В трудные минуты у него башка бывает, работает, но дальше!.. Дальше, он натворил, Аллон знает что?!
Томаш продолжал внимательно слушать.
— Ему вздумалось засудить прибывших в резиденцию храмовников…
— Ваша милость, я не ослышался, в Мейдрин прибыли посланники храма Хизельмаш? — Вступился, не удержавшись, Верховный канцлер.
— Именно, сир Иртвин, посланники! Я тогда уже был в здравом уме и Робс должен был сперва оповестить меня, а уже потом принимать какие-либо решения. Но в отличие от первого случая, во втором, он проявил себя полным идиотом! Безмозглым интриганом! Офицеру якобы померещились заговоры и бунты!
— Но почему, ваша милость?
— Вот! Это послание старейшин Хизельмаша! — Герцог вяло достал из вороха одеял, скомканный клочок бумаги, протянул его озадаченному канцлеру. — Читайте!
И сир Томаш Иртвин принялся читать, сначала не совсем понимая, что читает, но постепенно, вникая в смысл строк, он мрачнел, а лицо каменело от нарастающих эмоций, недовольства и того самого бунта. Его реакция в первый момент ничем не отличалась от поведения того же Робсса.
— Неслыханная глупость, мой господин! Неслыханная дерзость и расхлябанность! И они еще после этого называют себя мастерами! Великими мастерами! О чем можно думать, совершая такие непоправимые ошибки? Три храмовника в страже опекают вашу дочь и Оливию Хорвут! Разве это не преступление? Да Робссу памятник посмертно надо ставить! Он подвиг совершал, когда хотел проучить этих выскочек!
— Значит, вы обо всем знаете, сир Иртвин?
— Ну-у… смотря что! О судьбе вашей дочери узнаю впервые, о предательстве Гаджа, небось, и в вашей резиденции не обо всем осведомлены? Правда его отсутствие уже насторожило майора Радонского, и Серая Башня вот-вот намеревалась прислать официальный запрос. О гибели солдат и офицеров в канцелярию сие известие ворвалось стихийным бедствием, но опять же, обо всех подробностях, ни слуху, ни духу! Во всяком случае, ваш секретариат работает на ура! Даже комар носа не подточит!
— Спасибо хоть и на этом Томаш, — успокоился владыка. — Но почему ты во всем обвиняешь храмовников?
У канцлера едва не заскрежетали от злости зубы. Ну почему Альвинский такой упертый?
— Они поставили судьбу Королевства на чашу весов, если эльфы не дураки, а они ни когда ими не были, то незамедлительно воспользуются подвернувшимся случаем, и с лихвой будут терроризировать Мейдрин до последнего часа. Голова вашей дочери взамен Эльсдара! Или чего лучше? Может, осмелятся покуситься даже на Королевский лес? Мейдрин, в конце концов! Робсса наградами при жизни не помешало бы осыпать…
— Он не доложил мне о визите посланников!
— Парламентеры — это ваша милость, а не посланники! — Кривясь, поправил канцлер. — Они не смели приезжать. Или, во всяком случае, должны были сначала исправиться, а уже потом заявляться сюда.
— Ты продолжаешь их осуждать?
— Их стоило незамедлительно карать! А следом — и весь их наглый храм! Давно ходили слухи, что старейшины тянут из знати лишнее золото, а взамен — слабые конвульсии былого мастерства. С годами все меняется, ваша милость.