Войска Калининского фронта, остановив противника, занимались инженерным оборудованием обороны и вели боевые действия местного назначения. Одновременно активизировалась деятельность разведывательных органов. В штаб фронта стали поступать сведения о сосредоточении крупных сил противника южнее Калинина, где оборонялась 30-я армия. В своем донесении в Ставку ВГК от 15 ноября генерал-полковник Конев отмечал, что в эту группировку входят две танковые (1-я и 6-я), две моторизованные (36-я и 14-я) дивизии, 900-й моторизованный полк, 8-й полк СС, а также подводятся силы со стороны Старицы. На клинском направлении действовали три пехотные дивизии (129,86,162-я). Командующий Калининским фронтом сообщал, что не располагает свободным резервом для маневра на бежецком направлении, а потому просил выделить одну стрелковую дивизию и одну танковую бригаду, пополнить танками 8-ю танковую бригаду, дать пополнение в количестве 65 тыс. человек{151}. От 30-й армии требовалось спешно укрепить занимаемый рубеж обороны, усилив ее саперными подразделениями. В свой резерв Конев вывел две стрелковые дивизии 29-й армии и кавалерийскую дивизию, которые были сосредоточены северо-восточнее Калинина.
Каковы же были планы противника? Генерал-фельдмаршал фон Бок планировал силами 9-й армии и 3-й танковой группы провести операцию «Волжское водохранилище» с целью отбросить войска Калининского фронта к р. Лама, захватить переправы в западной части Волжского водохранилища и, развивая наступление в направлении на канал Москва, Волга, выйти на шоссе Теряево — Клин — Завидово{152}. Левофланговым соединениям 9-й армии после захвата Селижарова предстояло перейти к обороне для обеспечения левого крыла группы армий «Центр». Главным силам 9-й армии должен был оказать содействие 5-й армейский корпус 4-й танковой группы, которому предписывалось 16 ноября нанести удар на Теряево.
15 ноября войска группы армий «Центр» возобновили наступление на Москву, сосредоточив основные усилия севернее и южнее столицы. Враг, не считаясь с потерями, лез напролом. В ноябре морозы сковали землю. Танковые и моторизованные части противника теперь рвались к Москве не только по шоссейным дорогам. Войска Калининского и Западного фронта предпринимали все усилия для того, чтобы остановить врага. С целью не дать ему отдыха, заставить его почувствовать все «прелести» русской зимы, на которую он в последующем не раз ссылался, пытаясь найти оправдание своему поражению, по инициативе Сталина было решено создать в полосе боевых действий противника «зону пустыни». 17 ноября был издан приказ № 0428 Ставки ВГК, который требовал: «Лишить германскую армию возможности располагаться в селах и городах, выгнать немецких захватчиков из всех населенных пунктов на холод в поле, выкурить их из всех помещений и теплых убежищ и заставить мерзнуть под открытым небом». Для достижения этой цели предписывалось разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу врага на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог{153}. Эта задача возлагалась на авиацию, артиллерию и минометы, команды разведчиков, лыжников, партизанские диверсионные группы и команды охотников (20–30 человек). При этом не принималось в расчет то обстоятельство, что пострадает не только противник, но и местное население, лишенное крова. К тому же все эти меры не оказали сколько-нибудь ощутимого воздействия на врага.
В эти дни у командующего Калининским фронтом обострилась язва желудка, да еще вернулась боль в ноге. Это было последствием падение с лошади в предвоенные годы. Поэтому И.С. Конев обзавелся палкой, которую применял не только при ходьбе, но и в других случаях. Обстановка в те ноябрьские дни сорок первого была настолько тяжелой, что некоторые командиры не всегда умели сдерживать свои эмоции и давали волю рукам. Если верить писателю Ф.И. Чуеву, то известный летчик Герой Советского Союза генерал-полковник авиации Г.Ф. Байдуков рассказывал ему следующее: «Зимой вызвали на Военный совет фронта. Снега огромной высоты, до Сафонова добирались на “полуторке”. Прибыли. Из избы выходит Матвей Захаров, начальник штаба, будущий Маршал Советского Союза, вытирает кровь из носа: “Ударил, сволочь!” — Что ж такое, Матвей Васильевич, брал Зимний дворец, пистолет на боку висит, ты бы его проучил! — говорит Байдуков»{154}. Главный маршал авиации А.Е. Голованов, с симпатией относившийся к И.С. Коневу, поведал Ф.И. Чуеву следующее: «Я тебе скажу следующее дело. Конев иной раз бил палкой провинившихся. Когда я ему сказал об этом, он ответил: “Да я лучше морду ему набью, чем под трибунал отдавать, а там расстреляют!”»{155}