– Хрен с ним, с пари этим грёбаным! Готов побыть с вами… это… наедине… Сколько возжелаете! Вот только белугой реветь, пожалуйста, не нужно, милая Жанин! …Не расстраивайтесь, ладно?
При этом мужественная тевтонская рука безотчётно прижимала к себе заплаканную мадемуазель всё крепче и крепче, сильнее и сильнее, пока, наконец, придушенное всхлипывание не перешло в надсадное кряхтение, а после и вовсе умолкло секунд на несколько…
– Уф! Да пусти же ты!!! Ох*ел совсем?! – ожила, затрепетала в железных объятиях Жанна Сергеевна. – Дышать нечем, насмерть задавишь ведь! Лучше бы трахнул разочек, чем рёбра - то ломать! Медведь!
Немая сцена. Мадемуазель даже плакать перестали. Во как! – И ведь придётся! – разрядил обстановку бодрым тенором прорезавшийся сквозь
возникшее неловкое замешательство гражданин Гонченко. – Куда ж вы теперь денетесь из жёлтой подводной лодки - то, а? К - к - кино - то уже кончилось!
– Что придётся? – осторожненько так, опасаясь, видимо, очередной какой - нибудь виктимной гадости, переспросил Роланд. – Ты это о чём? – хватку, однако, благоразумно ослабил. – Потрудитесь - ка объясниться, товарищ Хрюк!
– Попандос у вас, господин фон Штауфен! Рога - то по - любому лучшему другу наставлять придётся! Гы - ы - ы - ы! Примите мои поздравления, господа! Слойка многострадальная ваша стабилизировалась. На все сто процентов, ёта мать! Ур - р - ра, господа!
– Да ладно, Максик, не гони! – раздался в ответ нестройный, но довольно радостный хор, и кое - кто фальцетом взвизгнул, видимо, от счастья. – Ур - р - р - а - а - а - а!!!
– Ага, нашли дурачка! – проворчал Варламыч. – С вами гнать – себе дороже! То нос, понимаешь, оторвать грозятся, то ногу… Падло буду!!! …Устраивает?
– Где?! Правда, что ли?! Показывай! – покрасневшие, мокрые ещё, но сияющие уже радостной надеждой глазищи тут как тут, и даже размазанный по щекам макияж, придающий происходящему налёт эдакого сценического элискуперовского хоррора, не портил теперь общей благостной картины.
Заппой … Но капельку - капелюшечку!
– Глянь - ка, Ролушка, судя по всему, не врёт, каналья! Ха - ха! – настроение красавицы, словно сердце, к измене склонное, мигом развернулось градусов эдак на сто восемьдесят… семь, не менее. – Реально стабилизировалась, красава!
– Ну - у - у - у… Что тут скажешь? – Фон Штауфен тянул резину, явно чувствуя лёгкий дискомфорт ввиду недавнего проявления в общем - то неуместной для людей его склада сантиментальности. – Грхм! Молодцом, боец Гонченко, так держать! Дай пожму твою мужественную руку! – нашёлся бош наконец. – Отлично сработано, сынок!
– Эй - эй - эй! Граждане, тормозите! – памятуя о едва - едва не закончившемся серьёзными увечьями инциденте с Жанной Сергеевной, Хрюкотаньчик под шумок руку благоразумно в ответ не подал, целее будет, по «клаве» всё ж надо чем - то стучать. – Я, конечно, молодец - огурец, спору нет! Но в данном конкретном случае всего лишь пассивный наблюдатель. Сидел себе преспокойненько, грустил о вас… хм… любовничках несостоявшихся, не шалил, никого, знаете ли, не трогал, примус починял, и вдруг…
– Разве это не твоих рук дело? – очень уж хотелось девушке всех вокруг в герои записать. – Не твоего… монстра?
– Хм! – нагловато - развязно ухмыльнулся Максик, так, между прочим, поигрывая паховыми мышцами, словно вопрошая: «А которого из них, мадемуазель, вы, собственно говоря, имели в виду, ась?», но тут же сдулся, видать, в одном «из» уж точно не шибко - то уверенный. – Мой, как вы, Жанночка, изволили выразиться, монстр давным - давно вот здесь, на своём законном месте! – с довольным видом похлопал по козырному чемоданчику. – Думаешь, не заметил я ваши с немчурой перемигивания коварные? Ага, щаз - з - з! Не на таковского напали! Лохов в зеркале ищите! Лишь только последний сектор скорректировался, моментально всё было подчистую деинсталлировано! Съели?! – продолжал Варламыч бахвалиться своей небывалой осмотрительностью. – Что потом? …Потом сидел просто - напросто, наблюдал за процессом. И вот оно случилось. Само по себе. Аутоматично, так сказать. Прям, собственно, на моих глазах и случилось.