– Водички дать?
– Был бы тебе премного благодарен, ласточка моя! …Спасибо! …Там, кстати, глянь - ка, в комнате на шкафу сифон должен стоять и рядышком где - то коробка с баллончиками. Не сочти за труд, а? Тащи сюда, зарядим! Сдаётся мне, жаждущих прибавится вскорости. Бля буду!
– Будешь, будешь! От Судьбы, малыш, не уйти. Ею и будешь, друг - сосиска! Как пить дать!
– Ох и лярва же ты, Жанка, да на язык остра!
– Сама тащусь! Где там, говоришь, сифон - то? На шкафу? …Пятнистый Щасвирнус! – Кто, кто?!
– Дед Пихто! Долгая история. – Назарова безнадёжно махнула рукой . – Тебе не понять, ты, видать, тоже Винни - Пуха в детстве не читал, зануда! Оба вы с Ширяевым… Сифон нашла. Его разве что слепой не найдёт! Сколько хоть воды - то наливать?
– Не более чем на три четверти! Почему не читал? Обижаешь! Там был ещё, кажется, этот… М - м - м - м… О! Диетический Щасвирнус.
– Какой?! Какой?! Ха - ха - ха! Сам ты – диетический! Рассмешил, бродяга! Это моча у Микки - Мауса диетическая бывает! Лайт называется. А Щасвирнусы, чтоб ты, Ролик, знал, в основном тра - во - яд - ные! Пей, заряжай свой сифон и давай уже закругляйся, малыш. Пора дело делать! – Жанна Сергеевна деловито сновала по кухне, крошки смахнула, чашки вымыла. – Так чем, говоришь, закончилась ваша бодяга - то, ась?
– Да - а - а - а… Пора, пожалуй… За водичку ещё раз огромное спасибо! – шумно отхлебнув, фон Штауфен утёрся рукавом. – Убивать его не стал. Обезоружил, оглушил, трупами привалил, дабы не отсвечивал, значит. Жалко паренька, в самом деле, молодой ещё! Его - то вина по большому счёту в чём, скажите на милость, ежели начальство – суки рваные?! В общем, глаза поднял, огляделся, вижу – Зигфрид, хурензон, мечется, секирой грозит, близёхонько он уже к Ширяеву, почти на дистанции удара. Секира в умелых руках, смею тебя уверить, – страшная штука! А у козлища Зигфрида, доложусь я вам, руки - то весьма - а - а умелые! Доспех, наверное, композитный не расколет, но кости переломает будьте - нате! Позвоночник в трусы ссыплется! Страх меня обуял. Не за себя, конечно же, за друга моего – Гульбария. Ну, думаю: «Пиз*ец котёнку!» – ору, значится, со всей мочи, забыв о всяких там приличиях, осторожностях: «Юрка - а - а - а!!! Осторожно, сзади - и - и - и!!!» Добавив, разумеется, для доходчивости пару фраз цветистых непечатных. У самого аж слёзы бессилия в глазах, а Юрасику пофиг всё! Только - только очередного гранда в металлолом списал, следующего раскраивает. Жестянщик, бл*дь! Вот он – момент истины! Судьбы топор уж занесён, неумолимо краткий миг предсмертного прозренья приближая, – так, кажется, у Велеречивого, – как вдруг…
«Судьбы топор уж занесён, неотвратимо близок миг предсмертного прозренья, В душе колоколов прощальный перезвон затих, печалью полон жизни завершения, Нет боле дум, питавших сонм забав мирских, развеянных пред хладным ликом вечного
забвения,
И тень костлявая, опёршись о косу, клобуком сумрачным маячит в отдалении. То наш удел – сверкнуть во тьме ночной, подобно мотылькам, кружащим над
свечой…»
– …Черной молнии подобный, человек из ниоткуда, демон гордый, черный демон бури – р - р - раз! – вжик, вжик, и окоротил к ебеням лапищи грязные собаке паршивой – Зигфриду! А следующим страшным ударом вообще раскроил череп его дурацкий! Точно гнилой орех, будто и шлема никакого не было. То Борёк, подобно буревестнику, налетел, пену волн кровавых грозным Цвайхендером срывая! Доннерветтер! Мазафака! Лех к ебен*мать! –