Не подозревавший об этой радиоигре Жуков заплатил дорогую цену — в наступлении под Ржевом полегли тысячи и тысячи наших солдат, находившихся под его командованием. В своих мемуарах он признает, что исход этой наступательной операции был неудовлетворительным. Но он так никогда и не узнал, что немцы были предупреждены о нашем наступлении на Ржевском направлении, поэтому бросили туда такое количество войск».
Под именем «Гейне» действовал наш разведчик Александр Демьянов. Немцы, назвав его «Максом», считали своим агентом. Вот только очень сомнительна версия о «замысле Штеменко». Ведь сам Судоплатов отмечает: командование вермахта «целиком полагалось на информацию Абвера, полученную от источников из советского Верховного Главнокомандования». Но Штеменко, как мы знаем, об этой блестящей идее даже не обмолвился. Откуда такая сверхскром-
390
ность? Да и мог ли он заниматься столь крупным стратегическим планированием, которое не входило в его обязанности? Текущих насущнейших дел у него было предостаточно. И вообще, начальником Оперативного отдела он стал позже, в 1943 году.
Обдумывая все возможные варианты, приходишь к заключению, что никто, кроме Сталина и кого-то из его ближайшего окружения, не мог знать заранее (прежде начальника Генштаба Василевского!) о наших стратегических планах и тем более замыслить и принять тогда же решение о дезинформации противника. Как начальник Оперативного отдела, Штеменко мог присоединиться к этой операции только в 1943 году, а прежде о ней никто из действующих военачальников не знал.
Мог ли Сталин придумать столь хитроумную и чрезвычайно эффективную операцию ГРУ и НКВД? В принципе, конечно, это не исключено. Только вряд ли у него оставалось время на обдумывание подобных вопросов. В первый год войны, взяв на себя все функции управления армией и страной, он порой не предугадывал замыслы противника. Даже если ему в голову пришла столь непростая мысль, он не имел возможности разработать операцию в деталях и с прицелом на достаточно отдаленное (несколько месяцев) будущее, а уж тем более — активно участвовать в ее осуществлении.
Наконец, обратим внимание на то, что Судоплатов упоминает об «источниках» (во множественном числе) из Ставки Верховного Главнокомандования. Значит, действовал не один агент абвера.
Иначе и быть не могло. Немцы не были так наивны и доверчивы, чтобы не перепроверить ценнейшую информацию, поступающую из Москвы и оказывающую влияние на их стратегические планы. Понимали это и наши разведчики. Потому они позаботились о предельной достоверности сведений, получаемых германскими агентами не только от тех, кто работал на нас, но и не выявленных нами. В противном случае дезинформация, разгаданная немцами, обернулась бы против нашей армии.
«В соответствии с разработанной нами легендой, — пишет Судоплатов, — мы устроили Демьянова на должность младшего офицера связи в Генштаб Красной Армии. По мере того как мы разрабатывали фиктивные источники информации для немцев среди бывших офицеров царской армии, служивших у маршала Шапошникова, вся операция превращалась в важный канал дезинформации».
Вот и названо имя: Шапошников.
И еще одно важное обстоятельство. По инициативе и под руководством НКВД была создана монархическая прогерманская под-
польная организация «Престол», участники которой также поставляли мнимые сведения врагу. И в этом случае советская военная разведка не сразу использовала этот канал дезинформации. По словам Судоплатова: «Мы надеялись таким образом выявить немецких агентов и проникнуть в разведсеть немцев в Советском Союзе. Агентурные дела “Престол” и “Монастырь” быстро разбухали, превращаясь в многотомные. Несмотря на то что эти операции были инициированы и одобрены Берией, Меркуловым, Богданом Кобуловым и другими, впоследствии репрессированными высокопоставленными сотрудниками органов госбезопасности, они остаются классическим примером работы высокого уровня профессионализма, вошли в учебники и преподаются в спецшколах, разумеется, без ссылок на действительные имена задействованных в этой операции агентов и оперативных работников».
В «Престоле» были задействованы главным образом деятели культуры. Возглавлял эту организацию осведомитель НКВД Глебов, бывший предводитель нижегородского дворянства. Жил он на территории Новодевичьего монастыря (отсюда и название операции). В круг его знакомых и активистов «Престола» входили, в частности, скульптор А. Сидоров и бывший придворный поэт Б. Садовский (в июле 1941 года он написал стихотворное послание «брать-ям-освободителям», призванным избавить русский народ от большевистского ига).
Некоторые члены «Престола» были знакомы с Марией Шапошниковой, в доме которой устраивались вечера с домашними концертами — в стиле дореволюционных «журфиксов» (в переводе с французского — «определенный день», когда принимают гостей). Естественно, реальные и мнимые агенты абвера использовали такую прекрасную возможность «информировать» противника непосредственно из собственной квартиры. А немцы, конечно же, воспользовались таким ценным источником получения уникальных сведений о планах нашего командования. Если они совпадали с донесениями «Макса», подтверждалась их достоверность...
Итак, обобщим все сказанное выше с учетом важнейшего стратегического значения операции «Монастырь» и ее сугубой секретности. Не Сталин, а его заместитель и военный советник Шапошников ее продумал и реализовал. Никого другого просто быть не может. Только он оставался доверенным лицом вождя, был выдающимся генштабистом и военным разведчиком, знал стратегические планы Верховного Главнокомандования и, вдобавок ко всему, не был перегружен текущей оперативной работой. Только он и Ста-
392
лин, а отчасти Берия и Судоплатов, знали о том, как используется «Монастырь» в целях обмана абвера, руководства вермахта, а в конечном счете — Г итлера.
За первые двенадцать месяцев войны фюрер, можно сказать, «обыграл» Сталина в политике, вероломно нарушив мирное соглашение, а также в стратегии благодаря успешной дезинформации перед нападением и сохранения в тайне направления главного удара во время летнего наступления и в 1941-м, и в 1942 годах.
Иосиф Виссарионович умел учиться на своих ошибках. Он понял, что напрасно не внял рекомендациям Б.М. Шапошникова. И в критический период летнего немецкого наступления обратился к нему за советом. Борис Михайлович, обдумав ситуацию, принял единственно верное решение. Вся сложность была не в том, чтобы понять, что надо делать (об этом нетрудно было догадаться). Главное — разработать и осуществить разведывательную операцию так, чтобы она повлияла на принятие Гитлером решений, устраивающих нас. Это можно было осуществить при трех обязательных условиях: чтобы сведения поступали в абвер из среды, связанной с высшим советским руководством; чтобы было несколько независимых источников информации; чтобы по меньшей мере один из них был надежно проверен на деле (его прежние важные сообщения подтвердились).
Последнему условию вполне соответствовал А. Демьянов, который еще до войны был завербован чекистами Ленинграда. Он родился в дворянской семье. Его прадед Головатый был атаманом кубанского казачества; отец — царский офицер — погиб в Первой мировой войне; дядя был начальником белогвардейской контрразведки на Северном Кавказе (взятый красными в плен, умер в заключении); мать — из знатного рода — блистала в аристократических салонах Петербурга, а после революции осталась на родине.
Демьянов переехал в Москву и устроился работать инженером-электриком на Мосфильме. Он познакомился со многими артистами, драматургами; подружился с известным режиссером М. Роммом. Демьяновым заинтересовались немецкие дипломаты-разведчики. В начале войны перед отправкой на фронт Демьянов с женой посетили церковь Новодевичьего монастыря. Он получил благословение на борьбу с врагом и «случайно» познакомился с Глебовым, вскоре войдя к нему в полное доверие.