— Извини, Хлоя, я полный кретин, что проник в твой дом без разрешения, — искренне произнес он, а затем рукой он коснулся моего подбородка, чтобы поднять мою голову вверх. Наши глаза встретились. — Просто я соскучился.
Мои ноги пошатнулись, а разум во все отключился. Я вспомнила слова мамы, про абсолютно другие ощущения в теле рядом с человеком, который нравится. Мое тело правда реагировало на Томаса совсем иначе.
— Зачем ты это делаешь? — шепотом спросила я. Мой голос немного дрожал и я даже не пыталась этого скрыть. — Зачем ты играешь со мной в эти игры?
— Я бы очень хотел, чтобы эта была игра, но я чувствую то же самое, что чувствуешь ты.
Мы соприкоснулись лбами. Я очень хотела снова ощутить вкус его губ, которые не сравняться ни с одним сладким пирожным. Его губы, это отличным способ избавиться от тяги в сладкому. Я бы заменила все перекусы шоколадом, его губами.
— Может быть ты меня поцелуешь? — напросилась я, но по его ухмылки было понятно, что он как раз собирался это сделать.
Я закрыла глаза, и наши губы соприкоснулись. Его руки нежно обняли мою талию, по моему телу прошел разряд как от дефибриллятора, а из моих уст вырвался стон. Я обхватила его шею руками, чтобы хоть как-то оставаться на ногах. Без этого я бы упала на пол, ведь мои ноги после его прикосновения становятся ватными.
Его поцелуи были настолько нежными, что я даже не хотела останавливаться. Мы целовались до тех пор, пока не послышался голос моей мамы с кухни.
— Вот чёрт, — расстроился Томас. Его губы блестели после наших поцелуев, а с моего лица не могла сойти улыбка. Я бы осталась в комнате, чтобы продолжить начатое, но моя мама позвала нас уже несколько раз.
На кухонном столе стояли пирожные, тосты с ветчиной и сыром и вафли с арахисовой пастой. Папа аккуратно осмотрел Томаса, а затем протянул ему руку в знак приветствия.
— Папа, это Томас. Томас, это мой папа Эди.
— А меня зовут Оливия, — представилась мама.
— Мне очень приятно с вами познакомиться, — легко и с улыбкой произнес Томас.
Пока мама и папа решили устроить Томасу допрос, я поедала свои любимые пирожные, но даже они не могли сравниться с губами Томаса. Его губы были намного слаще.
— Ты работаешь или учишься? — поинтересовался отец.
— Я учусь и работаю на двух работах.
Мне стало очень интересно, почему он работает на двух работах? Его родители не дают ему на карманные расходы? Или он слишком принципиальный и не берет у них денег?
— А с Хлоей у тебя всё серьезно?
Я подавилась пирожным.
— Папа! — я закашляла с набитым ртом, но скрыла это зрелище руками.
— Мы дружим, и к тому же, я помогаю Хлое с экспериментом для университета, — спокойно произнес Томас.
Очень странная дружба у нас выходит. Мы уже второй раз целуемся, он говорит, что скучает, разве так общаются друзья?
Пока папа общался с Томасом на тему гоночных машин, я забрала у них пустые тарелки и подошла к раковине, чтобы их помыть. Я ощущала взгляд Томаса на себе. Это были очень странные и неожиданные для меня ощущения. Раньше я такого не испытывала. В этот момент на меня обрушилась паника.
Если раньше я могла контролировать свои эмоции и чувства, сейчас мой разум и сердце напрочь отказываются быть под моим влиянием. Но что было самое страшное, это сомнение в искренности Томаса. Нет, сомневалась только моя голова, а вот сердце доверяло ему на все сто процентов.
Когда я увидела, что Томасу утомило слушать папины рассказы про его молодость, я решила ему помочь.
— Пап, ты извини, но нам нужно еще позаниматься экспериментом, — глазами Томас сказал мне спасибо, а затем мы поднялись в мою комнату.
— Извини, мой отец иногда бывает очень нудным, но если он решил поговорить с тобой о своей молодости, значит ты ему понравился.
— У тебя хорошие родители — он сел рядом со мной.
— Ты им тоже понравился, — улыбнулась я.
— Еще бы, я даже в этом не сомневался.
Я бы могла сказать, что этот парень слишком высокого мнения о себе, но за меня это говорит его характер. Люди с характером нарцисса очень восхваляют себя и думают, что это делают все в его окружении. Этот характер изучен только на тринадцать процентов, и что творится в голове у людей с таким характером, никто не знает. Но я больше предрасположена к тому, что самовлюбленность и самолюбование, это всего лишь маска натянута с самого детства. Эти люди получали слишком мало любви в детстве, что сами научились давать себе же эту любовь. Это просто травма детства, за которой скрывается настоящие лицо человека.
— Я могу задать тебе вопросы, касающиеся твоего детства? — уточнила я. Мне важно было получить его разрешение на эти вопросы, ведь его детство, это его лично и самое сокровенное.