Едва Фёдоров додумал всё это до конца, как тягостное чувство раздвоенности ослабло, почти исчезло. Но только – почти. Полностью же оно прошло, когда Алексей разбудил Викторию, успокоил её и спросил:
– Скажи, милая, чего бы тебе сейчас больше всего хотелось?
– Нне знаю… Я жду своей работы в институте и… боюсь! Не знаю, почему, но боюсь, очень боюсь! Мне кажется – что-то там плохое случится. С нами со всеми…
– А если мы пойдём туда сейчас, вдвоём? Там все спят. Спят в своих квартирах, в жилых корпусах. Мы будем только вдвоём…
– Не знаю… Сейчас? Ночью?! Нет! – это страшно… Вот если завтра…
– Хорошо! Завтра! После обеда. Годится?
– Да, да! Давай завтра! Только – чтоб там кроме нас двоих никого не было! А тогда, в понедельник, мне кажется, всё будет хорошо… я буду уже всё знать…
– Решено!
И тут, едва Фёдоров произнёс это короткое слово, как чувство раздвоенности сознания совсем пропало: он больше не был в двух временах – в двух реальностях; было только нынешнее сегодня, только эта ночь – почти половина третьего. Это – главное! А в причинах случившегося он попытается… нет! – они с Викой вместе попытаются разобраться – завтра, всё это – завтра! А сейчас – спать!
________________
После завтрака Алиска с бабушкой ушли на море, а Алексей с Викой прошли в беседку. Здесь можно было спокойно поговорить. Из НП в башенке стоящего на задах дома их не видно, а услышать – тоже невозможно. От ночных переживаний остались лишь воспоминания, и утром они встали с постели свежими, отдохнувшими.
– Итак, Вика, я прочту тебе сейчас небольшую лекцию. Прошу быть внимательной и не перебивать.
– Да, разумеется!
– Итак! Существует множество теорий и гипотез, вроде теории искривлённого пространства, теории параллельных миров, теории расширяющейся вселенной, гипотезы исключительности разумной жизни на Земле, теории, доказывающей невозможность перемещения во времени… Мы не будем всего этого касаться. Суть не в объяснении мироустройства, а в том, что мы можем существовать лишь в очень узких рамках приемлемого для нас. В том, что наше мироустройство, в определённом смысле, – очень непрочно. Что было бы, если бы, скажем, содержание кислорода в воздухе изменилось с 20,95% до 40%? Мы бы все подверглись гипероксии, это привело бы к кислородному отравлению. Долго бы не прожили. Наш организм, наши защитные силы не рассчитаны на такую концентрацию этого универсального яда в воздухе! А если бы необходимые нам оптические D-изомеры в потребляемых нами пищевых веществах были заменены на L-изомеры, то мы бы умерли от голода. Если бы исчез ничтожной толщины озоновый слой атмосферы – мы бы погибли от ультрафиолетовых лучей солнечного спектра. Но кроме этих и множества других чисто физических и химических факторов есть не менее важные. Их бы я назвал информационными, психологическими. Почему психологическими? Да, потому, что восприятие и обработка информации – суть нашей психики. Из Западной Европы вместе с наукой (как мощным средством познания мира) к нам пришли эксперимент (как дитя „святого следствия“ – „святой инквизиции“), детерминизм (и порождаемый им монокаузализм) и… механистическое мышление. Материализм, который нам преподавали в институте, неверен, как, впрочем, неверен и идеализм. Ближе других философов к пониманию сущности мироустройства подошёл Кант, признававших два равноправных первоначала – материальное и идеальное. Я, кстати, исхожу из наличия трёх первичных компонентов (элементов): информации – поля (связующего между информацией и материей) – вещества (материи, в переводе на латынь). Все эти три первоначала проникают, взаимопронизывают друг друга, непрерывно взаимодействуют между собой и… порождают друг друга. Но, исходя из этого, неверно отождествлять полевые формы сущего с материей (веществом), говорить о поле как о „невещественной форме материи“ (то есть, в переводе с латыни, о „невещественной форме вещества“) или, скажем, говорить об информации как об „информационном поле“.
С точки зрения нашей психической деятельности, конечно же, ключевым является нематериальное – информация. С помощью этого нематериального мы познаём (создаём мысленные модели) и материальное, словом – всё в мире. Наш ортодоксальный материализм принёс нам не меньше вреда, чем идеализм вкупе с механицизмом, присущие западной мысли. Достаточно вспомнить историю развития генетики – ведь её западные родоначальники Вайсман, Морган говорили именно об идеальном в живых клетках. Потом же, после открытия и изучения хромосом, изначальная западная теория была самым подлым образом извращена, и заведомо ложно было заявлено, будто гены, как частицы хромосом, и есть те самые гены, о которых говорили родоначальники западной генетики.