– Погоди! Я всё это читала! Но автором был не Кара-Мурза, а какой-то анонимный „коллектив авторов“.
– Да. А что прикажешь делать?! Эта книга была извлечена из моей памяти. Сам её автор – автор по той реальности – в философы и политологи в реальности этой переходить не хочет! А книга-то полезнейшая, вот и пришлось издавать анонимно, от имени – обрати внимание – от имени „Института марксизма-ленинизма“!
– Знаешь, ты столько вывалил на меня непривычных сведений, что я устала. Да, и, слышишь, вон наш дочурик с бабушкой возвращаются с моря.
Действительно, у ворот послышался знакомый, родной, честный до наивности детский голосок и неразличимые пока негромкие ответы заботливой и мудрой бабушки. И к обеду собираться было пора.
После обеда, около четырнадцати часов, когда ребёнок, не без трудностей, был уложен для дневного сна, супруги отправились в НИИ хронотроники. Фёдоров, в нарушение всех инструкций, пошёл туда пешком. Наблюдатель с башенки немедленно сообщил об этом Ермакову и тот приказал двум бойцам – прежним членам элитного подразделения КГБ – незаметно сопровождать супругов, обеспечить безопасность академику Фёдорову. Охрана его супруги в обязанности службы безопасности НИИ пока что не входила…
________________
В НИИ хронотроники.
Дежурному вахты наружного оцепления института Фёдоров объяснил, что приказом начальника УКГБ Калининградской области, в распоряжение которого была около месяца назад „распределена“ Виктория, она с понедельника – с завтрашнего дня вступает в должность начальницы „Отдела режима и правового обеспечения“. Однако устного распоряжения директора НИИ оказалось недостаточно. Дежурный, с извинениями, отказал Виктории Петровне в праве прохода, достал инструкции и показал её Фёдорову, но тот отмахнулся: сам её составлял. Не помогло и новенькое, выданное Вике три недели назад удостоверение областного УКГБ, которым она очень гордилась и в котором значилось, что она – сотрудница управления, что имеет звание старшего лейтенанта. Виктория стояла безмолвно, растерянная, сконфуженная возникшим осложнением. Делать было нечего: Фёдоров быстрым шагом отправился к себе в кабинет, попросив Викторию Петровну (именно так он к ней обратился) подождать минут пятнадцать – двадцать.
Вернулся он даже чуть раньше – с бумагой, на которой, хотя и не без помарок, на пишущей машинке был отпечатан приказ о приёме с первого августа 1988 года на работу такой-то, такой-то, в такую-то должность с таким-то окладом согласно штатному расписанию. Бумага имела подпись директора, заверенную его личной печатью, но без печати отдела кадров. К приказу прилагалась его ксерокопия, а также рукописное распоряжение директора НИИ академика такого-то о разрешении одноразового пропуска Фёдоровой В.П. в институт 31 июля 1988 года „в целях ознакомления с рабочим местом и служебными обязанностями“.
Дежурный внимательно прочёл приказ, сравнил с ним его ксерокопию, затем изучил рукописное распоряжение и только после всего этого выписал однократный пропуск, сделав соответствующую отметку в журнале.
– Пожалуйста, Виктория Петровна. Счастливой работы вам!
На внутренней проходной ждать не пришлось: по пути к Вике Алексей Петрович передал копию приказа и распоряжение о выдаче однократного пропуска. Дежурным опять оказался капитан Черепнин („Действительно, парень жены не видит!“ – подумалось Фёдорову). В общем, когда Фёдоровы подошли к внутренней вахте, разовый ропуск уже был готов.
– Да! Порядок, Лёша, у тебя здесь – серьёзный! – сказала Вика Алексею, уважительно глянув ему в лицо снизу вверх.
– Так, ведь и учреждение – серьёзнее некуда… Кстати, Вика, прошу тебя, и – не обижайся: сегодня последний день, когда ты можешь называть меня Лёшей и на „ты“. Дисциплина и ответственность – прежде всего! Ну, а на дружбе и… на более близких отношениях, уж поверь – опыт имею, это ещё никогда отрицательно не сказывалось.