— Не удивительно, что у вас создалось столь дурное мнение о нас. Еще бы, оно основано на наших радиопередачах. Да, в этом я с вами согласен. Большинство из них — просто дерьмо…
— Видно, многие земляне столь же нелестного мнения о них. Ведь чтобы избавиться от этой дряни, вы выплескиваете их в эфир…
Льюк постарался сдержать себя. При этом он не забывал о стакане. Постепенно он начал верить в то, что перед ним самый настоящий марсианин, а не плод его воображения. И вдруг ему в голову пришла изумительная идея: во-первых, он ничего не терял, приняв за реальность существование этого марсианина, а во-вторых, если это действительно так, то… у него все козыри в руках. Ведь он, как ни как, писатель-фантаст!
— Расскжите мне о Марсе. Как там у вас? — полюбопытствовал он.
— Эй, Джонни! Это не твоего ума дело.
Льюк молча сосчитал до десяти, чтобы не взорваться. Он уже еле сдерживал себя.
— Послушайте, — наконец произнес он, — вначале я действительно был не очень-то вежлив. Все-таки все произошло так неожиданно. Примите мои извинения. Может, теперь поговорим по душам, как друзья?
— Не вижу проку в этом. Ты для меня низшая раса.
— В таком случае, давайте, по меньшей мере, не выходить в нашей беседе за рамки приличия, сделаем её приятной для обоих.
— Зря стараешься, Джонни. Это не для меня. Мне нравится питать отвращение к людям, провоцировать их на спор. Если ты начнешь лизать мне пятки, придется поискать кого-нибудь другого.
— Нет, ради Бога… — Льюк понял свою ошибку и продолжил. — Ну что же, если вам так нравится, сгиньте отсюда подальше… да побыстрей.
— Ну вот, совсем другое дело! На глазах умнеешь, — возликовал марсианин, не скрывая своей радости. — Кажется, мы с тобой поладим.
— И все-таки, скажите, что вас дернуло прилететь к нам?
— Я уже который раз тебе повторяю. Не твоего ума это дело. Ну, лалдно, если ты такой зануда, так и быть, намекну. Ну скажи мне, ради чего люди ходят в зоопарк на твоей вонючей планете?
— И долго вы собираетесь гостить у нас?
Марсианин склонил голову набок.
— Джонни, ты тугодум, хоть кол на голове теши. Я тебе не служба информации. Мои дела, мысли тебя не касаются. Единственное, что я могу тебе сказать, так это то, что я прибыл сюда не для того, чтобы преподавать молокососам в начальных классах.
Льюк пристально взглянул на марсианина. Чего это он лезет на рожон? Хочет спровоцировать на скандал? Ну ладно. Тогда следует проучить его.
— Слушай, ты, мерзкий зеленый недоносок. Хотел бы я…
— Чего? Сделать с меня фотку, что ли?
— Вот именно… конечно же! — Льюк сам удивился, как это он раньше не догадался об этом. — Вот проявлю пленку — и все станет на место…
Он стремглав побежал в комнату. Его фотоаппарат уже давно, вместе со вспышкой, был готов. Он надеялся сфотографировать какого-нибудь койота, которые по ночам часто подбирались к хижине.
С фотоаппаратом в руках он и возник перед марсианином.
— Мне принять какую-нибудь позу? — осведомился последний. И тут же приставил пальцы к ушам, начал быстро перебирать остальными десятью, дико скосил глаза и высунул огромных размеров, цвета капусты, язык.
Льюк нажал на спусковой крючок. Быстро перемотал кадр и снова направил аппарат на марсианина. Но того как ветром сдуло. Где-то из-за спины Льюка раздался голос.
— И одной хватит, Джонни. Не действуй мне на нервы.
Льюк резко повернулся, держа на изготове фотоаппарат. Но там никого не было. Сзади тот же голос ехидно заметил, что он уже разок сам себя выставил на посмешище.
Льюк решил не настаивать. Обойдется и одной фотографией. А уж она-то не станет обманывать и покажет, с кем он имеет дело. Жалко, конечно, что пленка не цветная. Но, как говорится… на безрыбье и рак — рыба.
Стакан снова был пуст. Наполнил его и уселся в кресло.
— Вы перехватываете наши радиопередачи, не так ли? А почему не телевизионные?
— Телевидение? Слыхом не слышал.
Льюк попытался объяснить.
— Нет, — отрубил марсианин, — волны такого типа не доходят до нас. Слишком далеко. И слава Аргету! Хватит и того, что слышим вас. А чтобы ещё и видеть… Нет, увольте!
— А, все это болтовня. Просто вам не удалось до сих пор изобрести телевидение! Ну вы и даете! Как же это вы так, дружище?
— Во загнул! Глупости все это. Когда захочется взглянуть, что происходит в той или иной точке нашей планеты, мы просто куимируем туда. И все… Скажи-ка лучше, положа руку на сердце, мне просто не повезло, что я встретил такого монстра как ты, или все вы здесь такие паршивцы?
Льюк чуть не поперхнулся очередным глотком.
— Что ты хочешь сказать этим? Неужели вы себя считаете красавчиком?
— Еще бы! По крайней мере, так думают все мои однопланетяне.
— Ну конечно же! Еще скажите, что там, у себя, девочки так и хороводят вокруг вас. Впрочем… ясное дело это возможно только в том случае, если у вас, как и у нас, есть разделение полов, ну и, естественно, если у вас имеются марсианочки…
— Да, у нас есть различия по полу, но слава Аргету! — ничего общего с вами. Неужели у вас все происходит, как в этих радиопередачах… все эти тошнотворные вздыхания, разлюбезности? Ну, а ты-то сам, «влюблен» ли, как вы это называете, в какую-нибудь самочку?
— Не суй свой нос не в свои дела, — вскипел Льюк.
— Ну если ты так считаешь… — и с этими словами марсианин исчез.
Льюк встал, он уже еле держался на ногах, и оглянулся вокруг. Марсианина нигде в комнате не было.
Снова плюхнулся в кресло и лихорадочно присосался к стакану, надеясь на просветление таким образом в голове.
Слава Богу, или Аргету! У него хоть оставалась фотография. Завтра он поедет в Лос-Анджелес и отдаст проявить пленку. Если на фотографии не окажется ничего, кроме пустого кресла, не будет, по крайней мере, никаких сомнений — надо срочно обращаться к психиатру. А если замаячит марсианин… то уж он его, разумеется, заметит!
Но сейчас ничего другого не оставалось, как одно — побыстрее надраться и — баиньки! — в объятия Морфея. А завтра утром… проснуться попозже.
Он буквально на секунду закрыл и тут же открыл глаза.
Марсианин, как ни в чем не бывало, снова красовался перед ним! Он улыбался.
— Я только что побывал в том свинюшнике, что ты называешь спальней. Читал твою переписку. Ну и умора! Сплошной вздор!
Письма? Конечно от Розалинды. Три единственных письма, которые он получил от нее, будучи в Нью-Йорке всего неделю, три месяца назад, когда потребовалось кое-что обговорить с редактором. Он их сохранил, с трепетной надеждой, надеясь перечитывать их здесь в полнейшем одиночестве…
— О, Аргет! Ну и треп! — продолжал марсианин. — И что за дурацкая система письма! Я семь потов пролил, пока удалось разобраться в вашем алфавите, найти правильное соотношение между буквами и звуками! Что за бредовый язык, где один и тот же звук пишут разными способами?
— Да ты просто вонючка, любящая копаться в чужом грязном белье… заорал Льюк. — Моя переписка — не ваше дело!
— Спокуха. Я сам решаю, что мне делать, а что нет. Понимаю, ты человек творческий, но разве бы наедине ты выдал такие перлы как «любовь всей моей жизни», «мое маленькое золотое сокровище», «ненаглядный мой», «сладенький»…
— А все-таки вы их прочитали, сальный вы тип! Скажите спасибо, что неохота связываться. А то бы я…
— Ты? Не ерепенься! Что ты мне сделаешь? — спросил хладнокровно марсианин.
— Да как дам пинком в одно место, мигом окажетесь аж на своем Марсе!
Марсианин сардонически засмеялся:
— Побереги слюни для поцелуев «взасос» со своей Розалиндой. Спорю, что ты наивно заглатываешь все то вранье, что она тебе преподносит и уж, конечно, ты до мозга костей уверен, что она влюблена в тебя так же, как и ты в нее…
— Да она… О, Господи! Помоги мне!
— Эй, смотри удар хватит! Не стоит, Джонни!
Ее адрес указан на конверте. Я скуимирую на минутку туда, а потом посмотрим. Держись крепче.