— Тувия, — произнес он.
Девушка перевела взгляд на него. Он протянул руку в надежде завладеть ее рукой, но она легко отстранила его.
— Тувия из Птарса! Я люблю тебя! — воскликнул молодой воин. — Скажи, что мои слова тебя не оскорбляют.
Она печально покачала головой.
— Любовь Карториса из Гелиума, — сказала она просто, — может быть только честью для любой из женщин, но ты не должен говорить этого, друг мой, ты не должен награждать меня тем, за что я не могу отплатить.
Молодой человек медленно поднялся. Его глаза широко раскрылись от удивления. Принцу Гелиума никогда не приходило в голову, что Тувия из Птарса может любить другого.
— Но в Кадабре и позже, здесь, во дворе твоего отца, что ты сделала, Тувия, чтобы дать мне понять, что не можешь ответить на мою любовь? — воскликнул он.
— А что я сделала, Карторис из Гелиума, — произнесла она в ответ, чтобы заставить тебя поверить в мою любовь?
Он замер на мгновение в раздумье, затем тряхнул головой.
— Ничего, Тувия, это правда, и все же я могу поклясться, что моя любовь к тебе близка к преклонению.
— Но как я могла догадаться об этом, Карторис? — спросила она простодушно. — Ты мне когда-нибудь говорил об этом? С твоих уст слетали хоть раз признания в любви?
— Но ты должна была знать об этом! — воскликнул он. — В сердечных делах я так же глуп, как и мой отец: я не знаю, как обращаться с женщиной; и все же драгоценные камни, разбросанные по дорожкам королевского сада, деревья, цветы, газоны — все видело любовь, наполнявшую мое сердце с той минуты, когда я впервые увидел твое прекрасное лицо и совершенные формы. Как же ты могла остаться слепой к моей любви?
— А разве в Гелиуме девушки ухаживают за молодыми людьми? — спросила Тувия.
— Ты смеешься надо мной? — воскликнул Карторис. — Скажи, что ты смеешься надо мной и что ты все же любишь меня, Тувия!
— Я не могу сказать тебе этого, Карторис, так как я обещана другому.
Она говорила ровным голосом, но кто может поручиться, что в нем не звучала безграничная печаль? Кто может сказать это?
— Обещана другому? — с трудом произнес Карторис. Его лицо стало почти белым, но затем он поднял голову, как и подобает тому, в чьих жилах течет кровь повелителя мира. — Карторис из Гелиума желает тебе счастья с человеком, которого ты избрала, — сказал он. — С… — И он замолчал в ожидании, когда она произнесет имя.
— Кулан Тит, джеддак Каола, — ответила она. — Друг моего отца и самый могущественный союзник Пиапса.
Молодой человек посмотрел на нее внимательно, прежде чем заговорил опять.
— Ты любишь его? — спросил он.
— Я обещана ему, — просто ответила она. — Молодой человек больше ни на чем не настаивал.
— Он один из самых знатных людей Барсума и могущественный воин, друг моего отца и мой — если бы это был кто-нибудь другой, — пробормотал он почти свирепо.
То, о чем думала девушка, было скрыто от Карториса, и только легкая тень печали за него или за себя, а может, и за обоих вместе не исчезла с ее лица.
Карторис из Гелиума не спрашивал, хотя он и заметил это выражение. Он поднес к губам покрытый бриллиантами край великолепной одежды девушки.
— Счастье и слава Кулан Титу и бесценному бриллианту, который был дарован ему судьбой, — сказал он, и хотя голос его был хриплым, в нем звучала искренность. — Я сказал, что люблю тебя, Тувия, до того, как узнал, что ты обещана другому. Я не могу повторить этого, но, к счастью, ты уже знаешь, и в этом нет оскорбления ни для тебя, ни для Туван Дина, ни для меня. Моя любовь такова, что может распространиться и на Кулан Тита, если ты любишь его. — В последних словах его прозвучал вопрос.
— Я обещана ему, — ответила она.
Карторис медленно повернулся. Одну руку он положил на сердце, другую на эфес своей длинной шпаги.
— Они принадлежат тебе навсегда, — сказал он.
Через мгновение он уже вошел во дворец и скрылся из виду.
Если бы Карторис обернулся, он увидел бы, как Тувия стоит на коленях у скамьи из эрепта. Лицо она прятала в ладонях. Плакала ли она? Некому было проверить это.
Карторис из Гелиума в тот же день вошел в зал друга своего отца без предупреждения. Он прилетел один на маленьком быстроходном аппарате, уверенный в том, что найдет обычное гостеприимство, с каким его всегда встречали в Птарсе. Но поскольку не соблюдались формальности при прибытии, не соблюдались они и при входе во дворец.