ЧЕРЕМУХА
Владимир Бухарцев
ХЛЕБ
Стихотворение
Грузовая машина плавно бежала по деревянному настилу лежневой дороги к далеким синеющим горам. По сторонам мелькали леса, болота, крутые овраги, на дне которых струились светлые, точно хрустальные, ручьи. В кузове машины ехали на лесозаготовки рабочие. Народ разный, набранный с бору да с сосенки: в деревнях, в городах, на железнодорожных станциях, на пристанях. Люди молча поглядывали на незнакомые места, у каждого были свои думы, надежды.
На замусоленном сундучке спиной к шоферской кабине сидел угрюмый, давно не бритый мужчина в сером стеганом ватнике. Во всей фигуре чувствовалось что-то суровое, нелюдимое. Он хмуро поглядывал на пестрое скопище пассажиров, чаще всего взгляд его останавливался на немолодой, но еще довольно свежей и красивой женщине в солдатской гимнастерке, расположившейся с двумя белокурыми девочками посредине кузова. За спиной женщины на ящике примостился молодой, сильно загорелый парень с бойкими глазами, одетый в грязный измятый костюм. Он запустил руку в чужую сумку, и мужчина, сидевший на сундучке, свел брови.
— Брось, Гришка!
Парень, точно подстегнутый кнутом, съежился. Убрал руку.
Как ни в чем не бывало, потуже натянув клетчатую кепку на лоб, начал насвистывать мотив песни «Далеко в стране Иркутской».
Лежневая дорога, вначале прямая, как стрела, стала извилистой: ныряла под горки, вздымалась на крутые подъемы, огибала каменистые сопки-шиханы. По обеим сторонам громоздились штабеля бревен, поленницы дров.
С высокого увала, куда поднялась машина, открылся вид на озеро, окруженное домиками.
— Вот и Чарус, наш леспромхоз! — махнув рукой в сторону озера и поселка, сказал парень с темно-рыжими бакенбардами на впалых щеках, уполномоченный по оргнабору Иван Шевалдин.
Зырянов позвал Богданова к себе в кабинет.
— Садитесь! — показал он ему на диван.
— Я постою. — Харитон привалился плечом к косяку двери.
— О чем хочешь со мной разговаривать?
— Хочу поближе познакомиться с вами.
— Что со мной знакомиться?
— Мне только что говорили о ваших организаторских способностях. Может, бригадиром вас назначить? Первое мое впечатление о вас, надо прямо сказать, неважное.
Богданов прошел к дивану, сел, снял шапку, положил на колени.
— А куда бы ты мог поставить меня бригадиром?
— В списке, я вижу, вы записались плотником. Где вы плотничали? Что строили?
— Все приходилось делать: дома, клубы, школы, промышленные здания. Словом, что придется.
— Сами-то сибиряк?
— Нет, российский.
— А как в Сибирь попали?
— Дело прошлое. Зачем тебе об этом знать?
— Интересно все же.
— Не стоит вспоминать о старом — что было, то уплыло, быльем поросло.
— Может быть, из раскулаченных? В каком году уехали в Сибирь?
— Считай: прошло двадцать лет с лишним.
— Как раз в то время кулаки ликвидировались как класс.
— Нет, замполит, я не из кулаков. К этому чертову отродью меня не причисляй. Сызмальства кусок хлеба своим горбом добываю.
— Так что же вас из родных мест погнало в далекий край?
Богданов свел брови к переносью, взял с коленей свою шапку и начал мять в жестких, огрубевших ладонях.
— Что тебе от меня надо? — сказал он с раздражением. — По делу позвал, так говори.
— Я, товарищ Богданов, насчет вашего бригадирства хотел поговорить. Стоит ли вас бригадиром ставить? Пожалуй, не стоит.
— Дело твое, замполит. Я не навязываюсь. Тебе виднее, хозяин — барин… Только чтоб потом тебе не пришлось поклониться в ножки Харитону Богданову. Народ, который я помог завербовать на узловой станции, будет работником только под моим началом, тебе без меня с ними кашу не сварить.
— Уж и не сварить? Откуда такая уверенность?
— А вот увидишь. Насыпь на стол горох и сделай из него колобок — ничего у тебя не выйдет.
— А вы что, мастер из сухого гороха колобки делать?
— Мастер, не мастер, а в бригаду людей сколотил. Сейчас она у меня как из цемента слита.
— Где же вы сколотили бригаду?
— По дороге, как из Сибири ехал… А на той большой узловой станции пробу сдавали. Попервости сам немало крови попортил со шпаной.
— В каком-нибудь жилищном тресте работали?
— У нас свой «Сам-трест». Железнодорожники — народ богатый: тому надо домик поставить, другому крышу перекрыть. Мы, пожалуйста, на все согласны, только гони денежки на кон.
— Значит, фирма «Харитон Богданов и компания». Да, бывали на матушке Руси такие подрядчики… Был и «хозяин — барин»…
Замполит встал, открыл форточку. С улицы, залитой солнцем, хлынул свежий воздух. Расправив плечи, точно стряхивая с них какой-то невидимый груз, Зырянов широкими шагами прошелся по ковровой дорожке, потом остановился перед Богдановым, закинув руки за спину.
— Нам, Богданов, здесь подрядчики не нужны. У нас не частная лавочка. И в ножки мы никому не кланяемся… Бригадирство на производстве не каждому доверяется. А вы даже держать себя как следует не умеете. Какой же из вас бригадир будет, а?
— Твое дело, замполит, твое! Посмотрю, что ты станешь делать со всякими Синько, Шишигами?
— Воспитывать станем, Богданов.
— Хы! Воспитывала мышь котенка, пока тот слепой был. Ну что ж, ищите другого бригадира. Возьмите моих молодцов. Я и без них не пропаду.
— Зачем же вы тогда ратуете за бригаду?
— Привычка у меня такая. Не люблю в одиночку работать. Мне надо, чтобы вокруг меня народ кипел, чтобы дело спорилось. С детства приучен: работать так работать, чтобы жарко было. Чем лучше поработаешь, тем слаще отдохнешь.
— Это правда, Богданов… Ну, можете идти. Через полчаса поедете на Новинку.
Богданов встал, помял в руках шапку.
— А насчет бригадирства как?
— Ладно, Богданов, я поговорю с кем следует.
— Благодарствую, товарищ замполит.
Харитон поклонился, надел шапку и медленно, вперевалку пошел из кабинета…
На открытое партийное собрание в новинский красный уголок пришли многие. Обсуждался вопрос о внедрении нового, поточно-комплексного метода на лесозаготовках, и всем интересно было послушать, что будут говорить об этом.