Впрочем, особенности реальной ситуации не позволили министру вооружений добиться желаемого. Многие гауляйтеры противились переводу промышленных предприятий своих округов на выпуск продукции военного характера. Борман поддерживал оппозицию, для чего вполне успешно использовал ранее созданный инструмент: экономические комитеты округов. Эти комитеты с давних пор существовали в структуре органов, подчинявшихся гауляйтерам, но заметной роли прежде не играли. Став начальником штаба в бюро Гесса, Борман обнаружил эти «бесхозные» семена и понял, сколь мощные ростки они могут дать при терпеливом и заботливом уходе. В результате он реорганизовал комитеты по экономике и сумел внедриться в ту область, где деятельность партийных организаций была затруднена. Лишь Лей, как глава германского трудового фронта, в пределах своих полномочий имел право давать указания отдельным чиновникам министерства экономики. Начиная с 1940 года Борман все чаще и чаще созывал конференции представителей окружных комитетов по экономике и значительно укрепил их репутацию. Итог: благодарные чиновники стали его верными последователями, готовыми по приказу Бормана единым фронтом встать «в ружье» и противодействовать любым шагам сотрудников службы Геринга по контролю за выполнением четырехлетнего [398] экономического плана, министра экономики Функа, своих собственных гауляйтеров, а теперь и Шпеера.
Прежде Борман ограничивался налаживанием контактов с недоброжелателями Шпеера, с такими, как, например, архитектор Герман Гисслер, считавший удачливого коллегу личным врагом. Теперь же прямая конфронтация усилилась еще и тем обстоятельством, что министр вооружений утратил расположение Гитлера. Поводом послужило предложение Шпеера перевести на выпуск военной продукции фарфоровый завод в Нимфенбурге — одно из предприятий, которым симпатизировал сам фюрер. Гитлер держал под личным патронажем и мюнхенский завод по выпуску ткацких станков. Когда вышел приказ о закрытии этого предприятия, Борман заметил Шпееру, что производство ткацких станков находится под защитой фюрера, но тот посоветовал «просто не беспокоить фюрера подобными сообщениями». Естественно, совет не был услышан, и Гитлер узнал о закрытии любимого детища. Не прибавил Шпееру популярности и шаг, на который его толкнул сам Борман: по требованию секретаря фюрера министру вооружений пришлось отнять у известного актера Йоханна Римана шикарную виллу, некогда конфискованную у богатого еврея.
Представляя Гитлеру программу производства вооружений на 1944 год, Шпеер понимал, что его репутация в глазах фюрера сильно подорвана. Он предлагал впредь не вывозить рабочую силу из Франции, Бельгии и Нидерландов, а постараться сохранить там местную промышленность. Кейтелю и Гиммлеру его план понравился, ибо они надеялись, что такой шаг приведет к снижению недовольства среди местного населения и активности подпольных антифашистских организаций в этих странах. Однако Борман при поддержке Заукеля, отвечавшего за поставку в Германию [399] иностранной рабочей силы, отверг предложение Шпеера. Рейхсляйтер НСДАП назначил дату обсуждения этой программы лишь после того, как убедился: барометр в душе фюрера показывает «шторм». Министру вооружений пришлось защищаться от нападок Заукеля и Бормана, причем последний даже высказал предположение, что Шпеер попал под влияние политических противников системы.
Однако министр вооружений не собирался сдаваться и весной 1944 года дождался-таки улучшения в настроении фюрера. Гитлер гостеприимно принял его в Бергхофе. Борман понял, что следует сменить тональность отношений. Он даже принялся заверять Шпеера в своей непричастности к каким-либо интригам против него. Более того, несколько дней спустя Борман пригласил Шпеера и Ламмерса на обед в своих апартаментах в Оберзальцберге, во время которого провозглашал здравицы в честь гостя и фамильярно обращался к нему на «ты».
Следует отметить, что подобная фамильярность стала чрезвычайно редкой в поведении Бормана, возвысившегося до положения секретаря фюрера. Ежедневно находясь рядом с Гитлером, теперь именно он делал доклады диктатору, с которым Ламмерс (руководивший администрацией главы государства!) встречался один раз в месяц.
По мере ухудшения обстановки Борман все чаще употреблял слова «решительно» и «жестко». Поскольку судам вермахта недоставало решимости выносить смертные приговоры за панические разговоры, рейхсляйтер НСДАП попытался передать все подобные дела в ведение министра юстиции Отто Тирака. Летом 1943 года это ему не удалось только из-за протеста, с которым адмирал Дениц обратился непосредственно [400] к фюреру. Однако год спустя Борман добился-таки своего.
Рейхсляйтер НСДАП «предписал» решимость и беспощадность всем немцам, включая мирных жителей, страдавших от воздушных налетов союзников по антигитлеровской коалиции. Когда стало ясно, что люфтваффе не в состоянии отразить налеты авиации противника, Борман, Геббельс и Гиммлер долго изыскивали способ «достойно ответить на воздушный террор». Цель состояла в том, чтобы дать выход накопившемуся ожесточению населения и нанести урон моральному духу англичан, совершавших массированные бомбовые удары не по военным объектам, а по крупным городам.
В апреле 1944 года Эрнст Кальтенбруннер предложил «в некоторых случаях» не препятствовать расправе местных жителей над катапультировавшимися пилотами сбитых вражеских самолетов. Полиции не следовало слишком усердствовать, защищая пойманных летчиков от разъяренной толпы, желавшей линчевать тех, кто только что сбросил бомбы на их родных и близких. В газетах и на радио Геббельс принялся разжигать гнев общественности в связи с «варварскими бомбардировками мирных поселений». Однако суд Линча торжествовал лишь в нескольких подобных случаях. Чтобы придать процессу дополнительный импульс, в конце мая 1944 года Борман разослал гауляйтерам под грифом «Секретно» документ, о содержании которого достаточно красноречиво говорит само заглавие: «Правосудие народа над англо-американскими убийцами». Следовало настроить местное население, состоявшее в основном из женщин и детей, на самовольные расправы «разгневанного народа» над попавшими в их руки вражескими летчиками. Предлагалось просто забыть о цивилизованности и международных договорах. Но и эта инструкция не возымела действия, поскольку многие партийные и [401] местные функционеры, в устном виде получавшие от гауляйтеров соответствующие инструкции, сочли ее призывом к убийству, которому не решились последовать.
Борман все решительнее вмешивался в различные сферы военной деятельности. В марте 1944 года, удалившись от пекла сражений и вместе с Гитлером наслаждаясь тишиной и покоем Оберзальцберга, он составил пространный меморандум о действиях гауляйтеров в случае вторжения врага на территорию третьего рейха. Сей документ был подписан фюрером 30 мая. Автор ставил гауляйтеров в известность о том, что верховное командование вермахта не исключает возможности вторжения противника на территорию рейха и что в этом случае следует привлекать женщин к такой вспомогательной работе, как рытье окопов и установка заграждений. Неделю спустя союзники высадились на атлантическом побережье Франции.
В середине июля Гитлер дополнил инструкции Бормана приказом «о координации действий партии и вермахта во время военных действий в пределах рейха». В случае, если вражеские войска вторгнутся на территорию Германии, все партийные ведомства и организации в целом должны перейти в подчинение военных командиров, которые получают всю полноту власти. Координацию действий НСДАП в районе театра военных действий осуществляли бы гауляйтеры соответствующих округов. Наиболее важный для Бормана параграф приказа гласил, что рейхсляйтеру НСДАП надлежит «во исполнение декрета подготовить инструкции, действие которых распространяется и на вооруженные силы».
Причины, которыми Борман объяснял свое стремление заполучить эту прерогативу, можно найти [402] в письме Герде, отправленном им 15 июля сразу по возвращении из Баварских Альп в «Вольфшанце». Оказалось, что его «присутствие было действительно необходимо, ибо среди военных высшего ранга не нашлось стойких борцов, готовых упорно вести тяжелую оборонительную войну; истинный характер проявляют лишь фюрер и члены партии».