— Девочке. Ее записали нынче в четвертый класс городского училища. Ей четырнадцать лет. А вам сколько?
— Пятнадцать будет, — смущенно ответил Мартон.
— Ну? — почувствовав замешательство мальчика, дама еще шире улыбнулась. — Так возьметесь?
Сквозь смуглую кожу на щеках у Мартона пробился румянец. Мальчик вскинул голову.
— Возьмусь!
— Тогда я запишу вам адрес. Если вы свободны, можете сейчас же пойти и договориться с моей сестрой об условиях.
И она протянула бумажку. Мартон прочел: «Д-р Иштван Мадьяр, адвокат. Улица Сенткирай, 12, III этаж».
— Это здесь недалеко, — сказала Шари Перцель, не сводя глаз с Мартона и все ласковее улыбаясь.
— Знаю, — ответил Мартон. — Я учусь в школе на улице Хорански… Это близко… Да, значит… Фифка, — обернулся он к приятелю, опустив «Пес», потому что при чужих это было бы оскорбительно. — Фифка, проводишь меня?
— А корзина? — спросил Геза. — Не пойду же я с корзиной?
— Подождешь внизу на улице.
— А какая разница?
Шари Перцель вмешалась:
— Геза, оставьте здесь корзину. На обратном пути зайдете за ней. — И, смеясь, добавила: — Проводите своего друга.
Чем ближе они подходили к улице Сенткирай, тем больше волновался Мартон. Девочку учить… Четырнадцать лет. А красивая она? До сих пор ему редко приходилось беседовать с девочками. В школе были одни мальчики, дома тоже — единственной девочкой была Лиза, самая маленькая, но ей еще и годика не исполнилось. В гости к ним девочки не ходили. Дружба с девочками была чем-то таким, чего полагалось стыдиться, скрывать. А теперь он будет давать уроки девочке. Каждый день видеться с ней, говорить… С девочкой!.. И даже дома ничего не смогут сказать.
— Фифка, как ты думаешь, девочка красивая? — Мартон снова заглянул в бумажку. — Д-р Иштван Мадьяр. А как ты думаешь, как зовут его дочку?
Они подошли к красивому дому на улице Сенткирай. В Сверкавшем чистотой вестибюле прочли на дощечке фамилию доктора Иштвана Мадьяра. Над фамилией стояла корона с пятью зубцами.
— Дворянин, — заметил Геза. — Ты, может, сначала домой зайдешь, праздничный костюм наденешь?
Мартон оглядел себя. Глаза у него сверкнули.
— И так сойдет! Я и в этом костюме первый ученик!
— Но у тебя брюки залатанные.
— Так ведь не дырявые?!
— Ну, чего ты дуришь?
— Не дурю! Подожди здесь, у парадного! — И он решительно, гордо, большими шагами поднялся вверх по лестнице на третий этаж, где помещалась квартира Мадьяров.
— Долго я ждать не буду! — крикнул ему вслед Геза.
— И не надо! Я быстро кончу! Скажу, что занят.
Дверь в прихожую отворила горничная. Это хорошо. Мартон хоть не смутился. Сказал ей, зачем пришел. Служанка скрылась в комнатах, и в прихожую вышла дама лет тридцати, похожая на владелицу цветочного магазина, только моложе и полнее ее.
— А! — воскликнула она. — Знаю! Шари уже звонила. Пожалуйте.
— Целую ручку! — поклонился мальчик. — Меня зовут Мартон Фицек.
Дама прошла вперед. На ней было черное платье, отделанное на шее и спине кружевами. Сквозь кружево просвечивала белая кожа. Мартону не нравились кружева. Что-то чужое, было в них. Мать никогда не носила платьев с кружевами.
Вошли в столовую.
— Присядьте, пожалуйста! — пригласила его г-жа Мадьяр.
Мартон сел. Г-жа Мадьяр посмотрела на него.
— Да, верно… — заметила она и улыбнулась.
Мартон не понял, что значит: «Да, верно».
— Сколько вам лет? — спросила г-жа Мадьяр.
— Скоро пятнадцать исполнится, — ответил мальчик.
— Жаль…
Мартон пришел в замешательство от взгляда, а главное — от улыбки женщины. «Что жаль? — подумал он. — Что жаль? Что я не старше?» Ему и самому хотелось быть старше. Скажем, лет двадцати или хоть восемнадцати; быть взрослым, уйти из дому, чтобы ни отец, ни братья не мешали.
Дома — шум, теснота, даже думать невозможно. Что бы ты ни делал, все на виду. А ведь с тех пор, как он пишет стихи, уединение необходимо. Написанное надо хранить в тайне. Надо жить самостоятельно… Но это совсем другое дело, это не относится… к репетиторству… А может быть, жаль, что в декабре ему уже пятнадцать лет исполнится… или что…
— Простите, — заговорил мальчик. — Я уже многих репетировал, у меня большой опыт.
— Большой опыт? — Дама рассмеялась и взглядом — Мартон это почувствовал — скользнула по его волосам, лбу, лицу, губам, груди. — Очень мило… А кто ваш отец? — И когда Мартон ответил, спросила: — А к какой вы профессии готовитесь, Мартон?.. Если вы разрешите, я так вас буду называть.