Пишта несколько раз перечел афишу, висевшую над окошком кассы, полюбовался картинками, потом начал следить за покупателями: авось кто-нибудь да уронит монетку. Но никто ничего не ронял. Мальчик прошел к шатру, встал сбоку. Хотел заглянуть в дырочку, но какой-то парень постарше оттолкнул Пишту и стукнул по голове собачонку, которая выглядывала у него из-за пазухи. Пишта отскочил. Флоки оскалил крохотные мышиные зубки и только рассмешил мальчишек.
— Берегись! — грозно крикнул Пишта. — Это очень опасная собака. Вот я сейчас вытащу ее!
Тут мальчишка еще раз стукнул собачонку, и она заскулила жалобно — тоненьким, младенческим голоском. Пишта снова побрел к кассе — еще раз поглядеть на афиши, на фотографии. Ему хотелось убежать куда-нибудь, куда угодно, только не быть здесь, где ему всегда во всем не везет. Взволнованная собачонка, словно из гнездышка, вытягивала голову из теплого укромного местечка, потом пряталась опять; теперь она уже лаяла и скалила зубы на всех проходивших мимо.
К Пиште подошла стройная девочка. Она уже несколько минут разглядывала это чудно́е создание, одна голова которого рассматривает картинки, а вторая — лает, скулит, высовывается и прячется обратно.
— Что, в кино небось хочешь? — спросила девочка.
Услышав приятный спокойный голос, собачка утихла.
— Да! — ответил Пишта.
— А почему не идешь?
— Гамзы нема! — бросил мальчик и сплюнул сквозь зубы.
— Что это значит? — Вопрос прозвучал так строго, что собачка оскалилась.
— Пятачка нет, — ответил Пишта, потупившись. Девочка задумалась.
— А хочешь, я возьму тебе билет? Только вот с собакой, наверно, не пустят.
— А я спрячу ее, — взволнованно ответил Пишта и глубоко запихнул собачку за пазуху.
— А если она в зале лаять начнет?
— Она не будет лаять. Она очень умная собака.
— Ученая?
— Ага.
И он вошел в кино вместе с девочкой. В зале было темно. Они сели на скамейку без спинки. Флоки высунул голову и задрожал. Испуганно смотрел он на жизнь и смерть Иисуса Христа. Потом тихонько заскулил. Девочка коснулась плеча Пишты. Мальчик почувствовал это и придвинулся ближе.
— Спасибо, — прошептал он.
— За что?
— Так… За билет.
— Как тебя зовут? — шепотом спросила девочка.
— Пишта. А тебя?..
— Пирошка.
— Тебе сколько лет?
— Четырнадцать.
— А мне двенадцать…
— Тише…
Фильм крутился. Слышался голос дяди Дюлы.
Пишта проводил Пирошку домой. Кино, девочка и даровой билет привели мальчика в такое смятение, что все его лицо пошло красными пятнами. Разгоряченный, шел он то по правую, то по левую руку от Пирошки. И говорил… говорил… О том, о другом, обо всем, рта не закрывал. То гладил собачку по голове, то поглубже запихивал ее за пазуху и сам не замечал этого. Он хотел сказать девочке что-то интересное, значительное…
— Ты знаешь, я уже испытал бога! — сказал он вдруг.
— Что?.. Что ты сделал?
— Испытал… Вчера вечером, — и мальчик заколебался вдруг: рассказать или не рассказать, что отец побил его перед этим. — Я вышел на улицу. Было уже поздно. Кругом ни души. Я вошел во двор. Там было совсем темно, и я крикнул в небо: «Чтоб тебя громом разразило!»
— Кого? — оторопев, спросила Пирошка.
— Бога! — лязгнули зубы у Пишты. — «Плевать хотел я на тебя! Если ты есть, то покарай меня сейчас же!» И ничего не случилось. Я пуще бранить его… и все равно ничего…
— А зачем ты это сделал?
Пишта странно улыбнулся. Хотел что-то сказать, но потом передумал.
— И ты не боялся?
— Боялся… А потом не боялся… Потому что ничего и не случилось… Он не покарал…
— Кто?
— Он… Потому что бога нет! — Губы мальчика исказились улыбкой.
Он пошел теперь с другой стороны. Старался идти большими шагами, как взрослый.
— Хочешь, я подарю тебе Флоки?
Пирошка замотала головой. Собачка то ли от голода, то ли еще отчего тихо заскулила. «Возьми, — хотел сказать Пишта. — Мне все равно придется ее на улице оставить!» Потом подумал: «Отца я еще боюсь… Он есть… Он бьет, он карает…» Но ничего не сказал. Некоторое время он молча шел рядом с девочкой, которая, чтобы не обидеть, украдкой поглядывала сбоку на чудно́го мальчишку.
Пишта заговорил вдруг еще более взволнованно и теперь пошел уже врать о том, что всех его братьев хорошо одевают, а его в тряпье водят; что им каждый день дают деньги на кино, а ему никогда; что они спят в постели, а он на полу, без одеяла, что их никогда не трогают, а его каждый день до полусмерти избивают, дразнят…