— Что?.. Что?.. Что?.. Это меня не касается, — послышалось из трубки. — Как вы посмели разбудить меня? Нет мне до этого никакого дела!.. Я вычту из вашего залога…
Но когда кельнер сказал, что в отдельном кабинете спит камергер его величества короля и императора, племянник коменданта города Будапешта Лайош Селеши, то Вайда заорал в трубку:
— Почему же вы сразу не сказали? Иду! Сию минуту!
…Две уборщицы принялись приводить в порядок разгромленное помещение. Они смотрели на всю эту изгаженную еду: на ветчину, перемешанную с сардинками, на развороченный торт, политый соусом из-под мяса и утыканный папиросными окурками, на полуобглоданные куски птицы, на которых, точно беловатая сыпь, пузырились капельки растаявшего свечного воска… Все это было залито кофе и пивом. И хотя обе женщины давно не ели досыта, они с отвращением сгребали в ведра омерзительные объедки.
Вайда прибыл. Лайош Селеши сидел уже на краешке дивана в носках, в рубахе и в кальсонах и тупо смотрел, как уборщицы подтирают рядом с ним пол. Капитан поднял на Вайду сощуренный влажный левый глаз. Вайда заговорил:
— Ваше высокоблагородие, на дворе нынче изумительная погода… Наши войска все еще удерживают Лемберг… А у вас не болит голова?.. Разрешите пульс…
Не получив ответа, Вайда собрал одежду капитана и отдал уборщицам почистить ее, потом предложил суп из кислой капусты: «Это лучше всех аптек поможет!» Вайде показалось, что одуревший от вина капитан кивнул в знак согласия. Тогда Вайда приказал накрыть на стол. Принесли свежую скатерть, и капитан, не стесняясь, как был в одном белье, сел за стол. Рубаха у него распахнулась, показалась грудь, заросшая густыми волосами. Кое-где на них подрагивали желтые крошки бисквитного торта. Вайда любезно снял их. Лайош Селеши прежде всего выпил рюмку коньяку. Чуточку пришел в себя и молча начал хлебать кислую жижицу. Потом снова опрокинул рюмку и заговорил — впервые с тех пор, как повалился на диван.
— Здорово! Как зовут тебя?
— Вайда!.. Шандор Вайда… Я хозяин «Сорренто»…
— Угу! — пробурчал Селеши.
Вошел дневной обер-кельнер.
— Господин хозяин, сахар привезли.
— Сколько?
— Семь центнеров.
— Давайте сюда накладную и не мешайте.
Он расписался; старший кельнер ушел.
— Эй, ты… как тебя!.. — заговорил снова капитан. — Как зовут-то тебя?.. Выпьем на брудершафт. — Капитан поставил два стакана, налил в них коньяку. — Брудершафт!
— Ваше высокоблагородие! — в ужасе пролепетал Вайда, увидев пододвинутый к нему большой стакан коньяку.
— Пей! — гаркнул капитан. — Пей до дна! За твое здоровье! — И он чокнулся с Вайдой. — Как тебя по имени-то?
— Шандор… Шани, — пролепетал Вайда.
Капитан пил и одновременно прищуренным влажным левым глазом наблюдал за Вайдой, который с невероятным усилием влил в себя напиток, содрогнулся и на миг выпучил глаза, будто отравился.
— Яичницу! — кинул он кельнеру охрипшим от коньяка, придушенным голосом. — Из десятка яиц, да живо! И чтоб с ветчиной!
Капитан снова налил, но на этот раз по-божески: в рюмочку, и только себе.
— Ваше высокоблагородие, — хрипло прошептал Вайда, прикрыв ладонью рюмку. — Довольно… Ради вас самих… умоляю…
— Убери лапу! — глухо сказал капитан, побагровев.
— Как доброго друга… умоляю… послушай меня… — Левой ладонью Вайда прикрыл рюмку, а правой рукой водил перед носом, будто поглаживая воздух… — Мы уже и выпили… и погуляли… и с девочками побаловались… А теперь домой пойдем… в кроватку ляжем и поспим… Баю, Лайошка, баю… — и Вайда загукал.
Лайошка схватил Вайду за глотку.
— Давай коньяк, или я тебя придушу!
Вайда так испугался, что тут же отдернул руку от рюмки, начал ощупывать себе шею и отодвинулся от капитана. Воцарилась тишина.
— Эй, ты!.. — заговорил капитан, осушив рюмку. — У тебя что, сахар есть?.. Я ведь ведаю интендантством комендатуры. Что ты сказал?.. Как тебя зовут?
Вайда обиженно молчал. Коньяк уже заколобродил и у него в голове.
— Так вот… мне нужен сахар… мука… жиры… Солдаты-то жрут!.. Как зовут тебя?.. Черт бы побрал твое имя!.. Ты небось еврей… Вот я и забываю твое имя… Поставками можешь заняться?
— Могу, — ответил Вайда, растирая обеими руками лоб и шею.
Капитан налил себе еще рюмку коньяку и уставил прищуренный влажный левый глаз на Вайду.
— Вчера я забыл о чем-то. — Селеши уже с трудом ворочал языком. — Хо-хо… х-х… — и он захрипел, как зарезанный баран. — Не помнишь?.. Ты… ты… Все… можешь поставлять?..