— Все! — испуганно ответил Вайда.
— И коней тоже?
— И коней.
Коньяк вернул Селеши к его прежнему состоянию — он впал в-полузабытье. Он что-то забормотал, забурчал о том, что упустил вчера, и в словах этих фигурировало шесть вагонов цемента, восемнадцать автомобилей, двадцать восемь центнеров жиров, две тысячи пятьсот баночек ртутной мази от чесотки, мука, перевязочный материал, какая-то шестнадцатилетняя девочка, которую мать сдает в «аренду» за триста крон в месяц.
— Надо было… пойти… уже… Военные склады опустели… Эти свиньи… солдаты все пожирают… Всю Австро… Венгерскую… монархию… слопают… Ты… ты… Соломон или как там тебя зовут… ты… ты… мой лучший друг… Ч-че-черт бы… п-побрал все твое племя!.. Пойди сюда… я тебя поцелую!
Вайда широко улыбнулся. Он опять присел к капитану. Для безопасности придвинул к нему бутылку с коньяком и рюмку. А сам принялся уписывать за обе щеки яичницу с ветчиной, приготовленную из десятка яиц.
— Пей, Лайошка! — сказал он с набитым ртом и подумал: «С такой пьяной свиньей и сделки заключать сподручней… Бог с ним, пускай себе пьет!»
Одна из уборщиц принесла вычищенную одежду капитана. Селеши оделся с помощью Вайды и уборщицы. Когда он был готов, Вайда взял под руку вдрызг пьяного камергера и, поддерживая, повел его к выходу, чтобы посадить на извозчика. Капитан остановился возле кареты, обернулся к Вайде, — видно было по лицу, что он о чем-то мучительно думает, хочет хоть на секундочку протрезвиться.
— Ка… ка… какой се… сегодня… д-день?
— Вторник, мой высокородный друг…
— Приходи… ко… мне… Ты как тебя… поставлять… В… в… сре… среду… чет… четверг к вечеру… Вот… Вот… карточка… — И, привалившись к карете, капитан с невероятным усердием принялся искать у себя в карманах визитную карточку, но не находил ее, потому что шарил все время в карманах брюк. И тщетно пытался Вайда уговорить его посмотреть в верхнем кармашке мундира, Селеши упорно шарил в брюках.
— Сюда я их положил… помню… сюда…
Наконец он с помощью Вайды залез в кармашек мундира. Визитные карточки оказались там.
— Сказал же я, что сюда их положил, — пробормотал капитан и, вытащив три визитные карточки, протянул их Вайде. Вайда попытался вернуть ему две, но Селеши, держась левой рукой за крыло кареты, чтобы не упасть, правой отдал честь.
— Оставь их себе… Подари бабам… За уборку…
Он склонился на колесо кареты и начал оправляться по-маленькому. Кругом столпился народ. Одни смеялись, другие бранились. Заметив скопище, подошел и полицейский с угла. Он вынул свою красною книжечку и послюнявил карандаш.
— Что за скандал при всем честном народе?
— Тсс, тсс, тсс! — шепнул Вайда на ухо полицейскому, чтобы собравшиеся прохожие не услышали его. — Это племянник коменданта Будапешта: Лайош Селеши, камергер его величества.
Полицейский перестал слюнявить кончик карандаша и сунул красную книжечку в карман. Взял под козырек и повернулся к толпе.
— Чего стоите? Не видите, человеку дурно? Ступайте по своим делам! Разойдись!
Вайда прочел адрес на визитной карточке и сказал его извозчику. Карета тронулась. В удалявшемся заднем окошечке видна была желтая рука капитана — она покачивалась вместе со спинкой кареты.
Вайда торопливо вернулся в кафе.
Продувная бестия Шандор Вайда, разумеется, отлично понимал, что значит, особенно в военное время, интендантский отдел военной комендатуры. Он, довольный, потирал руки и делал это как-то особенно отвратительно: опускал их до самых ляжек и потирал так, точно сучил веревку, которая проходила у него между ног; при этом подымал то одну, то другую ногу, сгибал шею, спину и чмокал губами. «Пусть я в дружбу не влез, но доверие снискал… А пока… пока… пока…» — и, поднимая то одну, то другую ногу, сучил и сучил руками невидимую веревку.
— Кто ни придет, говорите — нет меня! — крикнул он кельнеру и, заперев дверь отдельного кабинета, бросился на диван досыпать недоспанные утренние часы. Его любовь к комфорту, лень и «слабые» нервы тут же давали себя знать, ежели хозяин их спал меньше привычных девяти-десяти часов; под глазами у него залегали темные круги, он ощущал боль во всем теле и непременно обнаруживал у себя новую болезнь.
С дивана в нос ему ударили смешанные с духами запахи многих человеческих тел. В полусне ему пришло в голову: «Какая же развратная натура у такого дивана!» Сегодня ночью на нем лежал доподлинный камергер его величества короля и императора, вчера ночью здесь спал со своей любовницей владелец шляпного магазина Иштван Кути. Жене он сказал, что уезжает на день в провинцию по коммерческим делам. «Хе-хе-хе, — ухмыльнулся Вайда, — он не соврал: «Сорренто» на самом деле провинция, а старик Кути для женщин и вправду коммерческое дело».