– Теть Надь… Сегодня Серега в ночную… Можно я у вас ночевать останусь? – резко сменила тему Ленка, просительно взглянув на Марусину мать.
– Да оставайся, чего уж… – махнула рукой Надежда, выходя из комнаты. – Только девку мою с пути не сбивай. Она и так вон истряслась вся – ехать не ехать… А может, ее там судьба ждет, в городе-то? Может, тоже счастье свое найдет да за него уцепится? Не ждать же ей в перестарках Кольку Дворкина столько лет, в самом деле…
– … А теперь – горько!
Красивый мужчина-тамада, похожий на эстрадного артиста, осушил одним махом бокал с шампанским, поднял его над головой и уставился весело-выжидательно на гостей, требуя поддержки.
– Горько! Горько! – вразнобой закричала красивая нарядная публика за столом, и Маруся с Никитой встали со своих мест и в который уже раз стали целоваться прилюдно.
– Раз, два, три, четыре, пять… – весело закричали гости, хлопая в ладоши.
Засмущавшись, Маруся уперлась руками в Никитины плечи, вывернулась из его объятий, быстро опустилась на стул. Какое, оказывается, наказание – вся эта шумная свадьба… Столько незнакомых лиц кругом, огромный банкетный зал ресторана, официанты в белых крахмальных рубашках – все это кружилось и мелькало калейдоскопом перед глазами, и голова тоже кружилась, и корсет нещадно давил на ребра, и лицо у нее, должно быть, совсем пунцовое от всего этого шумного чужого праздника. Хотя почему этого – чужого? Что это она… Ведь это же ее свадьба! Она столько раз представляла себе ее в мыслях, свою свадьбу, во всех подробностях, и даже ощущения свои при этом представляла… Правда, там, в мыслях-мечтаниях, они были совсем другими, эти ощущения. Они были теплыми, дрожащими и немного стыдливыми. И губы, ее целующие, были другими. И руки, ее обнимающие, тоже. Кольки Дворкина там были и руки, и губы…
Нет, Никита ей очень понравился, конечно. Еще бы не понравился! Он вообще был такой… необыкновенный. Она таких парней в своем Кокуе сроду не видела! Не было там таких парней, как Никита. Умный, вежливый, грустно-насмешливый, красивый до умопомрачения. И еще – очень загадочный. Так она эту загадку до свадьбы и не разгадала, чем же она, простушка деревенская, такого парня завлекла. А может, никакой загадки и нет? Может, просто понравилась, да и все? А что, бывает же… Ей и самой хотелось ему нравиться. Так хотелось, что голова болела от напряжения. А вдруг он посмотрит повнимательнее и поймет, что никакая она не красивая, да и не умная вовсе… Нет, совсем не просто было ей рядом с Никитой. Вот с Колькой было просто, а с Никитой – нет. Хотя что это она снова о Кольке…
– Марусь, ты поешь чего-нибудь… – наклонившись к ее уху, тихо-заботливо прошептал Никита. – И перестань так напрягаться, все же хорошо… Вот смотри, я тебе салат положил. Поешь! Попробуй, он очень вкусный, с королевскими креветками!
– Ага… – благодарно улыбнулась ему Маруся. – Сейчас попробую…
Вот Кольке бы она запросто сказала: «Не хочу я салат! Отстань! Я вообще салаты не ем, потому что не понимаю мешанины этой! Чего хорошего-то – продукты только переводить! Гораздо же вкуснее съесть все по отдельности. Чем проще, тем лучше». Ей казалось, что и сама жизнь так устроена должна быть – от простоты. Тогда в ней все понятно и прозрачно будет. И все видно. Если креветка, так она и есть креветка – деликатесный продукт. А помидор – он и есть помидор. Овощ, значит. А сыр он тоже сыр…
Вздохнув, она подцепила вилкой салат, принялась вежливо жевать. Что ж, придется отвыкать от прежних своих привычек, раз так жизнь сложилась. Чего ее гневить, жизнь-то. Она к ней вон каким благосклонным боком повернулась… И Анночку Васильевну к ней в дом направила, и Никиту вот подарком подсунула… Анночка Васильевна, например, как Никиту увидела, только руками всплеснула:
– Ну, ты даешь, Маруська! Только успела в городе нарисоваться, а уже такого мужика себе отхватила! Да еще из такой семьи! Значит, не зря я тебя из твоей дыры вытащила. Значит, судьба у тебя такая счастливая…