- Ну держись! - Захар изо всех сил надавил на ворота, но они не поддались.
Зойкина изба была срублена на совесть ворота были металлическими, а на окнах стояли решетки. Строили ее для медпункта, но медпункт почему-то остался на прежнем месте, а в свежесрубленный дом как молодого специалиста поселили Зойку.
- Открой, паскуда!
Подождав немного, Захар подошел к окну и прикладом ружья выбил стекла.
- Открывай! Я знаю, что ты дома.
В груди так и переполаскивало звуками мерзкой симфонии. Мучительное безрассудство овладело Захаром, и он упал на колени со стоном нечеловеческой нежности:
- Зоя! Зоя!! Пожалей меня!.. Зооояяя!!...
- Захар, ты пьяный, - услышал он ее голос. - Уходи, пожалуйста. Проспись.
Захар поднялся с колен, вытер с лица грязь и слезы и расчехлил двустволку.
- А-а-а, стерва! Я знал, что ты дома! Ну, шалава, признавайся, с кем провела ночь? С этим ублюдком из города?.. С ветеринаром?
- Тебе какое дело?
- Как это "какое"?!
Он не видел через окно Зойку. Похоже, она была за ширмой.
- Какое тебе дело? Он мой жених!
- Убью его!!
И вдруг до Захара из окна донесся голос ветеринара - вчерашний студент допустил непростительную ошибку:
- Послушайте, перестаньте безобразничать. Завтра вы протрезвеете, и вам будет стыдно. Вам придется вставлять выбитые стекла...
Захар выстрелил в том направлении, откуда доносился мужской голос...
Бутыль была пустая.
Федор сидел за столом и обреченно смотрел на дрожащие руки.
Похмелиться было нечем, а за окнами раздражающе блуждала ночь.
Он в очередной раз поднял бутыль и убедился, что она пустая. Кружка тоже.
Сегодня днем, предварительно наточив, Федор принес в комнату косу, и сейчас она лежала рядом со столом.
"На весь свет бесчестная стала! - думал он о Марье. - Ладно, ворота дегтем не мажут. Все суседи зубы моют. Будут тя сельские парни кажинную нощь в клеть водить. Ой же осветила на всю честну землицу! В древние лета я б тя враз порешил, вот эфтими руками! - снова посмотрел на дрожащие ладони. Вусмерть излупцевал бы!.. За че ж мне такую мУку нести? Куды опосля эфтова очи воротить?"
Федор давно понял, что жизнь его назначена в жертву какой-то страшной язве; и несправедливость, что принесена в жертву именно его жизнь, нестерпимо выжимала сознание. Он не мог спать, если в крови не было хмеля. Воспоминания, беспощадные тяжелые воспоминания расплавляли воспаленный мозг и не давали ни минуты покоя неопохмеленному нутру.
А похмелиться было нечем.
Федор встал на ноги. Глаза его горели, во всех членах было изнеможение. Он нагнулся за косой, но в тот же миг у него потемнело в глазах так, что он едва устоял. Казалось, по голове ему били увесистым молотом. Все же он поднял косу.
Разогнувшись, Федор прислушался. Вроде кто-то окликнул его, но, постояв с минуту, он решил, что ему показалось.
Он бесшумно подошел к нарам Марьи, остановился. Подумал: "Спит али нет?" Сердце молотило, словно старалось выдавить из себя гнойный нарыв.
Федор отодвинул занавеску и вошел. Марья спала.
"Четыре недели уж минули", - одними губами проговорил он и, взяв косу за концы, занес ее над горлом Марьи...
Но что-то его остановило. Видимо, теплое дыхание дочери, которое полностью противоречило смерти, которое показывало всю ее нелепость.
Федор поцеловал Марью в лоб. Она проснулась, открыла глаза.
- Тять, ты че?
Он резко опустил косу вниз и провел в сторону.
Металл легко вошел в шею, и теплый фонтан хлынул в лицо убийцы. Марью передернула судорога, затем вторая, поменьше. Последняя.
- Прости, - прошептал Федор, вынул косу и бросил ее под нары. Потом вытер лицо рукавом и посмотрел на Марью. Глаза ее были открыты, а взгляд направлен на него.
- Господи!! - вырвался из нутра Федора сип. Он опустил веки, а когда снова поднял их, то увидел, что голова Марьи к стене повернута, даже запрокинута малость. Так что лица ее не видать было. Федор прикрыл занавеску и пошел к столу.
Где-то поблизости завыла собака...
... - Он сумасшедший!! - закричал ветеринар, и Захар, поняв, что промахнулся, нажал на второй курок.
Но ружье дало осечку.
Из ближайших домов к нему бежали люди. Времени на перезарядку было немного.
Захар достал из кармана два патрона, но руки его не слушались. Чтобы как-то унять дрожь в теле, он с размаху ударил кулаком по прутьям решетки. Из пястьи засочилась кровь, но боль придала силы к действию.
Едва он успел перезарядить двустволку, его окружили люди.
- Захар, брось дурачиться! - крикнул кто-то из мужиков. - Отдай ружье.
- Не подходи! - Захар направил стволы на незваных свидетелей.
Толпа отшатнулась.
- Ну, кто смелый?.. Пристрелю!
И тут он заметил, что в избе ветеринар с Зойкой переметнулись за печь. Там их достать было невозможно.
- Захар, - начала фельдшер Светлана Николаевна, - брось ружье. Пойдем, я тебе поднесу стаканчик. Отоспишься, отдохнешь. А завтра оно все по-другому покажется...
Захар приставил стволы к своему подбородку и закрыл глаза. Он почувствовал, как плавно, мощно несет его земля.
- Будьте вы все прокляты, бляди!!
Один из мужиков бросился к нему.
- Я вас всех в рот...!!! - Захар надавил на курки, и вместо последнего ругательства наружу вылетели багровые мозги.
Его руки как-то наигранно взметнулись вверх, словно пытались догнать освободившуюся душу, и в тот же миг молния разорвала небеса, оглушая громом по безвременной гибели.
На улицу выбежала Зойка и припала к бездыханному телу. Увидев то, что еще минуту назад было головой, она тихо завыла.
Вскоре из ворот вышел ветеринар. Он посмотрел на собак, которые слизывали теплые мозги, и произнес только:
- Глупо.
Зойка же в каком-то бредовом исступлении пыталась поднять тело мертвого и поставить на ноги. Но все ее старания были тщетны, она снова и снова роняла труп в грязь. И лишь ее кофточка и растрепанные волосы украсились при этом червлеными пятнами.
А дождь все лил и лил. Казалось, там, на небе, кто-то оплакивал нелепую смерть...
Тело Марьи еще не успело остыть.
Федор в забытьи сидел за столом. Как вдруг что-то пробежало по полу, потом по стопе и юркнуло под портки.
"Черт, мышь, что ли?" - подумал он и тут же почувствовал, как это существо мечется по его ноге, поднимаясь выше и выше. Федора передернуло. Он вскочил, разорвал на щиколотках подвязки и начал прыгать, надеясь, что эта мерзость вытряхнется из его одежды. Но противное существо было уже не в одиночестве. По всему телу Федора ползали какие-то животные, особенно омерзительно шоркало за пазухой. Он зажег свечу и осатанело стал рвать на себе одежду.
- Ну, твари, где вы?!
Под одеждой ничего не оказалось.
Лихорадочно дрожа, Федор, весь покрытый кислым пОтом, сел на лавку.
"Гадость какая!"
И тут он отчетливо понял, что в бутыли еще осталась брага. Да-да! да-давеча он ошибся. Брага еще осталась! Он спасен!
Федор бросился к столу, но бутыль была пустая.
- Господи! - застонал он. - Али не жил я по християнскому закону - во всех обычаях без лукавства и безо всякой хитрости? Али богатство наживал неправедностью? Дом пуст и имению тщета... И бутыль пуста...
- Пуста, - услышал он за спиной.
В груди у Федора екнуло, что-то закишело в голове. Он осознал, что сзади стоит Марья. Однако же, обернувшись, Федор никого не увидел.
Теперь он не сомневался, что Марья спряталась за занавеской, и, взяв свечу, направился туда.
Только он подошел, как отчетливо услышал какой-то шорох и, сглотнув несуществующую слюну, перекрестился.
Было тихо, даже слишком тихо. Лишь дрожало пламя свечи от чьего-то дыхания.
Федор отдернул занавеску и тут же отпрянул назад. Окровавленная, перед ним стояла Марья, и голубым огнем светились глаза ее.
Он упал и при падении ударился головой о косяк. Свеча выпала из рук.
Федору пригрезилось, якобы он в бане: от каменки пар и шипение, полок романовой травой благовонит. Мовь блаженная. Замочил Федор березовый веник, хлещет себя по желтой коже - хворь выгоняет. Пришло самозабвение, запирающее боль в тайное место и не дающее ей вмешиваться в радости жизни. Да тут вдруг почувствовал Федор запах, от которого живот сводит. "Удушаюсь", - подумал он и вернулся в осознание.