– Что же ты наделал?! Ну как так можно было?!
– Все в порядке… – проблеял он, бессвязно махая рукой, – Не переживай. Все в порядке.
Его язык заплетался, а глаза страшно закатывались, и Маша не знала от чего, от приближающейся смерти или от алкоголя. Уши её заболели и стали горячими, в глазах потемнело, и Маша начала покачиваться из стороны в сторону. От падения в обморок её удерживало только то, что папа мог умереть.
– Я вызову скорую, жди здесь.
– Не надо, я сам справлюсь, все хорошо, доча.
– Да как же ты сам справишься!
Кровь из головы все лилась и не прекращалась, а Маше становилось все хуже, и в глазах уже совсем потемнело. Но кто-то говорил, что такое было от страха, и она представила, что не боится, и это помогало, но лишь немного, но больше потому, что больше она боялась за папу, а не за себя.
Руки и ноги были в крови. Была в крови и пижама, когда Маша мыла руки, чтобы взять телефон. Было все липко и мокро, но кровью не пахло почти совсем, наверное. Ей казалось, что пахло какой-то грязью, потом или луком, водкой, но точно не кровью. Она набрала телефон и её ответил безжизненный, почти мертвый голос, и Маша принялась все рассказывать оператору, ей нужно было назвать все быстро и точно, и даже зная свой этаж и дом Маше было страшно ошибиться. Если бы скорая позвонила не в тот домофон, папа мог умереть, не дождавшись помощи!
Когда разговор закончился Маша стояла у отца и тихо ждала. Папа вставал, поднимался с места, но делал это неуклюже, и она держала его как могла, ляпаясь в крови ещё больше, но уже было все-равно, а папа что-то мычал и бормотал, и бормотал, и мычал, и это было бессвязно бессмысленно. И Маше было плохо и страшно, но она держалась, потому что страшней было потерять папу чем все это вокруг неё.
Когда доктора пришли они начали называть папу алкашом и косо смотрели на него и сторонились, будто он был болен чумой. Они боялись его крови, почти не держали его и что-то проверяли, но Маше было все-равно. Мед.работники задавали много[H1] вопросов не по делу, вроде: «Как это он так» и «Что он делал»? Но все это было не важно, и Маша злилась, но сдержанно отвечала, если бы она грубила, доктора могли бы уйти? Ведь могли?!
Потом доктора предложили увезти папу в больницу, иначе было нельзя, но папа не соглашался, и потому Маше пришлось с ним спорить, и только потом папа сдался, потому что иначе было нельзя. Доктора хотели зашить папе рану, и поехать с ним могла только Маша, и она согласилась, потому что делать было нечего.
Маша по-быстрому стянула кровавую одежду и кое-как накинула другую. Доктора её торопили, не замечали, каково ей было. Вышло легко и прохладно для первого месяца весны, и потому она мерзла в машине. Когда они приехали Маша долго ждала папу на скамейке, и была глубокая ночь, в больнице было пусто.
– Только не звони бабушке. Она будет сильно волноваться, – сказал папа.
И Маша решила, что это правильно, потому что бабушка если волновалась, то очень сильно. Сердце у неё было слабое, не надежное, и Маша поджала губы в безысходности, секрет этот тяжелым грузом лег ей на сердце.
Ожидание было долгим и мучительным, но Маша знала, что все будет хорошо, потому что так должно было быть. Вдруг из ниоткуда появился Вели. Он потерся о Машу и взволнованно спросил:
– Как дела, Милашка? Все ли у тебя хорошо?
– Как же у меня может быть все хорошо, Вели? Папа чуть ли не умер, – ей было плохо, она хотела плакать.
– Понимаю, – сказал он, – понимаю. Тебе очень тяжело, и проклятие совсем изводит тебя. Вот теперь добралось и до твоих близких.
– Проклятие? – Маша подняла голову и испугалась. – То самое, о котором ты говорил? Я думала она не может делать так.
– Как видишь, может, – мяукнул Вели. – Мне очень жаль, Милашка, мне очень жаль.
– Ты не виноват, – вздыхала Маша.
Ей стало и грустно, и как-то волнительно злостно. И в висках все напряглось и стало горячо, и пошли слезы.
– То есть кто-то обижает моего папу? – спросила она.
– Это проклятие, – сдержанно объяснял Вели, – оно работает само по себе.
– Что нужно сделать, чтобы прекратить его?
– Ох, Милашка, не знаю, захочешь ли ты знать это.
– Скажи мне, Вели!
– Как же мне жаль, Милашка, я не хотел говорить тебе это при таких обстоятельствах! Дело в том, что тебе нужно найти того, кто наложил на твою семью проклятие.