Но девушка, которая спала с ним этой ночью, была брюнеткой с прекрасными большими грудями. Теперь он это вспомнил. При оргазме он что-то кричал. Но что именно? Обычно, занимаясь любовью с Амандой или какой-то другой девушкой, он не кричал. Робин точно знал, что в этот раз что-то вырвалось из его уст.
Он закурил сигарету и заставил себя подумать о новой работе, которая ждала его. Он получил целую свободную неделю. Ему есть что отметить.
Он взял в руки филадельфийскую газету, которую принесли вместе с завтраком. Увидел на третьей странице себя самого и лысого судью. Прочитал фразу, набранную крупными жирными буквами: «Робин Стоун, лауреат Пулицеровской премии по журналистике, телерепортер и лектор, прибыл в Филадельфию, чтобы поздравить судью Оукса, избранного „Мужчиной года“, и произнести речь на торжественном обеде».
Усмехнувшись, Робин налил себе еще кофе. Он приехал сюда вовсе не потому, что испытывал страстное желание почтить вниманием судью Оукса, о котором прежде и не слышал. Просто организаторы обеда заплатили лекционному агентству пятьсот долларов.
Робин отпил кофе, радуясь тому, что больше не будет читать лекции. Сначала все выглядело заманчиво. Он в течение года готовил выпуски новостей на местной телестудии Ай-би-си. Неожиданно его пригласил к себе Клайд Уотсон, глава лекционного агентства. Эта контора занимала целый этаж в новом здании на Лексингтон-авеню. Клайд Уотсон, восседавший за столом из орехового дерева, напоминал биржевика. Он делал все, чтобы жертва чувствовала себя комфортно.
– Мистер Стоун, почему лауреат Пулицеровской премии занимается новостями на местном телевидении? – с покровительственной улыбкой спросил Уотсон.
– Потому что я ушел из «Новерн пресс ассошиэйшн».
– Почему вы это сделали? Из-за того, что ваши материалы не публиковались в Нью-Йорке?
– Нет. Я не стремился к сотрудничеству с нью-йоркскими газетами. Мне не нужны бесплатные билеты в театры и оплаченные столики в ресторанах. Это не моя среда обитания. Я – писатель. Во всяком случае, считаю себя писателем. Но «НПА» позволяла любому редактору провинциальной газеты кромсать мои статьи. Иногда от них оставались лишь три строчки. Три строчки от колонки, на которую я потратил шесть часов. Писание дается мне нелегко. Эта работа отнимает у меня много сил. Какой-то тип мог отправить в корзину для мусора плод моих шестичасовых трудов…
Робин покачал головой. Казалось, он испытывает сейчас физическую боль.
– На Ай-би-си я занимаюсь анализом новостей, меня никто не редактирует. Я обладаю полной свободой действий.
Теперь Уотсон сопроводил свою улыбку кивком одобрения. Затем сочувственно вздохнул:
– Но за эту работу мало платят.
– Мне хватает на жизнь. Мои потребности весьма скромны – гостиничный номер, бумага для машинки. – Робин лукаво улыбнулся. – Я ворую ее и копирку у Ай-би-си.
– Пишете шедевр?
– Каждый автор так считает.
– Как вам удается выкраивать время для книги?
– Я работаю во время уик-эндов, иногда по ночам.
Сейчас на лице Уотсона не было улыбки. Он решил пустить в ход козыри.
– Вам, наверно, нелегко работать урывками. Нарушается течение мыслей. Не лучше ли оставить на год службу и полностью сосредоточиться на книге?
Робин закурил сигарету. Его взгляд, устремленный на Клайда Уотсона, выражал лишь легкое любопытство. Уотсон подался вперед:
– Вы могли бы читать лекции во время уик-эндов. Я уверен, мы можем запросить за одно выступление пятьсот или даже семьсот пятьдесят долларов.
– О чем я буду говорить?
– Тему выберете сами. Я читал ваши колонки.
Уотсон коснулся рукой папки с вырезками.