– Вы не пожалеете. – Годвин сокрушенно отряхнул засаленные рукава сюртука. – Пятьдесят фунтов мне совсем не помешают. Удачливый изобретатель, уверенно поднимающийся и так далее, не должен одеваться, как священник из глухой деревушки.
– Вот уж не подумал бы, что вы станете сорить деньгами на такую ерунду.
– Это не ерунда – одеваться в соответствии со своим положением. – Годвин окинул Мэллори цепким взглядом. – Это ведь ваш старый, еще вайомингский плащ, верно?
– Весьма практичная одежда, – кивнул Мэллори.
– Только не для Лондона. Не для того, чтобы читать лекции светским дамам, воспылавшим любовью к естественной истории.
– Я не стыжусь того, что я есть, – набычился Мэллори.
– Ну да, – кивнул Годвин. – Простецкий парень Нед Мэллори является на скачки в кепке механика, чтобы ребята не робели, встретившись со знаменитым ученым. Я знаю, почему вы так сделали, Нед, и мне это очень нравится. Но помяните мое слово, когда-нибудь вы станете лордом Мэллори, это уж как Бог свят. У вас будет шелковый фрак и ленточка в петлице, ордена и медали ото всех научных обществ. Это же вы откопали сухопутного левиафана, сумели разобраться в неразберихе его окаменелых костей. Так что, Нед, пора взглянуть правде в глаза.
– Все не так просто, как вы думаете, – возразил Мэллори. – Вы не знакомы с политикой Королевского общества. Я – катастрофист. А когда дело доходит до раздачи должностей и наград, заправляют всем униформисты. Люди вроде Лайелла или этого проклятого дурака Радвика.
– Чарльз Дарвин – лорд. Гидеон Мэнтелл – лорд, а его игуанодон – просто креветка по сравнению с вашим бронтозаврусом.
– Не говорите дурно о Гидеоне Мэнтелле! Он – величайший ученый, каким когда-либо славился Сассекс, и он был очень добр ко мне.
Годвин заглянул в свою пустую кружку.
– Прошу прощения, – сказал он. – Мне не следовало высказывать свое мнение так откровенно, я и сам это понимаю. Здесь не дикий Вайоминг, где все мы сидели у лагерного костра, не зная чинов и различий, и чесали языками о чем ни попадя.
Он снова надел дымчатые очки.
– Но я хорошо помню ваши теоретические рассуждения, как вы объясняли нам смысл этих костей. «Форма определяется функцией». «Выживают наиболее приспособленные». Новые формы идут в авангарде. Сперва они могут выглядеть необычно, но природа испытывает их в борьбе против старых, и если они устоят и победят, то их потомки унаследуют мир. – Годвин поднял взгляд. – Если вы не понимаете, что эта ваша теория имеет самое прямое отношение к моим конструкциям, то вы – совсем не тот человек, каким я вас считаю.
Мэллори снял кепку.
– Это мне следует просить у вас прощения, сэр. Простите мне мою дурацкую вспыльчивость. Надеюсь, вы всегда будете говорить со мной откровенно, мистер Годвин, будут у меня на груди ленточки или нет. И да не стать мне никогда настолько ненаучным, чтобы закрывать глаза на честную правду. – Он протянул руку.
Годвин ее пожал.
На ипподроме запели фанфары, и тут же шум толпы стал громче, напряженнее. Люди устремились к трибунам, словно гигантское стадо – на водопой.
– Пойду сделаю ставку, о которой мы тут спорили, – сказал Мэллори.
– А мне пора к ребятам. Зайдете к нам после гонок? Чтобы разделить выигрыш?
– Непременно.
– Позвольте, я отнесу буфетчику вашу кружку, – предложил Годвин.
Отдав механику кружку, Мэллори зашагал прочь.
Расставшись со старым другом, Мэллори тут же пожалел о своем неосторожном обещании. Десять фунтов – огромные деньги, в университете ему хватало такой, ну, может, чуть большей суммы на год.
И все же, размышлял он, шагая к палаткам букмекеров, Годвин – великолепный механик и честнейший человек. Нет никакой причины сомневаться в его оценках исхода гонки, а человек, крупно поставивший на «Зефир», может покинуть этим вечером Эпсом с суммой, равной доходу за несколько лет. Если рискнуть тридцатью фунтами или сорока…
У Мэллори было в банке почти пятьдесят фунтов – бо́льшая часть его экспедиционного бонуса. Еще двенадцать фунтов он держал при себе в пропотелом парусиновом поясе, надежно затянутом под жилетом.
Ему вспомнился несчастный отец, одержимый безумием шляпника, отравленный ртутью, трясущийся и бессмысленно бормочущий в кресле у камина. Часть денег была заранее отведена на покупку угля для этого камина.
И все же… получить четыреста фунтов… Нет, он сохранит выдержку и поставит только десять, выполнит свое обещание Годвину – вот и все. Десять фунтов – потеря тяжелая, но не фатальная. Мэллори просунул пальцы правой руки между пуговицами жилета и нащупал клапан парусинового пояса.