Понятное дело, особые отношения Нино и Пола предвещали хорошее будущее. Несмотря на возможные несогласия «Манхэттенской бригады», Пол был наиболее вероятным преемником шестидесятисемилетнего Карло. Благодаря своей близости к власти Пол в целом имел наилучшие перспективы в отношении самых разнородных операций, осуществляемых «семьей». Вдобавок он показал себя как успешный делец, превратив мясную лавку своего отца в целую сеть мясных магазинов, к которым добавилась еще и оптовая компания: это позволило снабжать куриным мясом чуть ли не каждый обеденный стол в Бруклине. Кроме того, он был крупным ростовщиком; его доходы достигали нескольких сотен тысяч долларов, что было не меньше, чем у самого Карло.
Все то время, пока Доминик пребывал во Вьетнаме, Монтильо продолжали по воскресеньям навещать Гаджи в Бруклине, особенно после того, как сестра Нино узнала о том, что у нее болезнь Ходжкина. Были и дни рождения, и праздники, и особые события – такие, как рождение у Нино и его жены Роуз четвертого, последнего ребенка, мальчика.
Несмотря на частые встречи, у Энтони Монтильо, инспектора отдела автотранспорта на предприятии неподалеку от Левиттауна, не было близких отношений с Нино. Такое положение дел установилось вскоре после того, как Энтони и Мария поженились. Нино попросил разместить некоторую сумму на банковском счету на имя Энтони, а тот отказал ему. Не имея возможности напакостить своему зятю, как он поступил в свое время с Энтони Сантамария, Нино просто поворчал какое-то время, а потом позабыл об этом.
Отношения инспектора отдела автотранспорта с его пасынком-солдатом были гораздо лучше, но, чувствуя, что он не может состязаться с Нино в борьбе за безраздельную преданность и уважение Доминика, Энтони Монтильо никогда не пытался специально их поддерживать. Вдобавок он полагал, что у Доминика не хватит пороху отказать Нино в сомнительной услуге так, как это сделал он.
«Когда-нибудь Нино попытается переманить Доминика на свою сторону», – частенько предупреждал он Марию.
Некогда располневший Нино нынче был строен и подтянут. Он занимался в тренажерном зале, который оборудовал в подвале бункера. Он сам делал сок из апельсинов, не ел консервированных овощей и по-прежнему пил только вино. Его образ жизни не вызывал особого одобрения у людей вроде Роя, которые изменяли своим женам, но, несмотря на это Нино, оставался преданным супругом. Он души не чаял в своих детях – трех сыновьях и дочери, но требовал, чтобы они вели себя хорошо.
Как и его «кадиллак», Нино всегда выглядел безупречно. Его манера одеваться полностью соответствовала стереотипу, сложившемуся в отношении членов мафии: щегольские костюмы, галстук в тон карманному платку, туфли с цокающими каблуками и ослепительная коллекция наручных часов, колец и браслетов. В своих темных очках, которые он подбирал к каждому костюму, он был неотразим. Его стиль был настолько продуманно изящен, что, когда он вместе с Роуз неспешно входил в престижные заведения наподобие «Клуб 21» на Манхэттене, в котором метрдотелем служил Чак Андерсон, его друг и клиент его ростовщического бизнеса, со стороны казалось, будто он и впрямь хотел, чтобы все знали: он связан с мафией.
Несмотря на то что никто в его семье не догадывался, насколько жестоким он мог быть (поскольку они не знали, как он расправился с убийцей Фрэнка Скализе), темперамент Нино по-прежнему оставался предметом всеобщего изумления. Однажды он находился в своей машине на 86-й улице в Бенсонхёрсте, ожидая, пока жена его брата Роя выйдет из кулинарии. Когда же она наконец появилась – темноволосая версия хорошенькой блондинки Роуз Гаджи, – несколько местных подростков засвистели и заулюлюкали. Одним из хриплоголосых юнцов был Винсент Говернара, бывший одноклассник Доминика по государственной школе № 200.
Посчитав подобные действия личным оскорблением, Нино накинулся на подростков с молотком в руке, который всегда хранил под передним сиденьем; он с яростью махнул им несколько раз перед Говернарой, но тот, будучи боксером, вырубил его прямым хуком в нос. И уже после того как Нино выписали из больницы, взбухшая вена на левой стороне его шеи, казалось, готова была взорваться, когда он орал своему брату: «Когда-нибудь я доберусь до этой сволочи. Я убью этого ублюдка!»