Когда Мария услышала об этой истории, она покачала головой: настолько незначительной была обида и настолько несоразмерной реакция. «Я не хочу, чтобы Доминик работал на тебя, когда меня не станет», – сказала она Нино, в очередной редкий раз нарушив обычные приличия их бруклинских ужинов. Помимо очевидных причин, у нее имелись и другие основания для этого.
– Доминик теперь настоящий американец, ты не можешь ему диктовать. Он не будет жить по твоим правилам.
– Все, чего я хочу, – это чтобы Доминик выжил в этой проклятой, глупой войне.
– Он выживет, – сказала она.
К изумлению всей семьи, Доминик действительно выжил. В тот же день, когда он был отброшен взрывом и серьезно ранен на высоте 875, четверо измученных разведчиков группы РПДД, шатаясь, притащили его и связиста Боунза в лагерь рейнджеров у подножия холма. Группа уже находилась на краю гибели, когда северовьетнамские войска внезапно отступили, дав им возможность ускользнуть. Через две недели Доминик очнулся в военном госпитале, а еще через несколько недель лечения был награжден очередной медалью. Боунз тоже выздоровел. Вместе с другими своими товарищами они, предположительно, уничтожили по меньшей мере пятьдесят вражеских солдат.
В начале 1968 года, еще оставаясь в составе Вооруженных сил, Доминик покинул Вьетнам. Он должен был явиться для отчета в Форт-Брэгг в Северной Каролине, но сначала заехал домой. Его мать устроила в Левиттауне настоящий праздник в честь его приезда; Нино, верный своему принципу никогда не ездить в Левиттаун, на него не явился.
На следующий день Доминик приехал в Бруклин, чтобы засвидетельствовать свое почтение. В свете недавних армейских триумфов его обида на Нино за отказ помочь ему стать известным музыкантом померкла. Он даже приписывал часть своего успеха тому, что рос при Нино и с детства переживал драматические события такие как осада бункера во время мафиозной войны 1957 года. Если не считать резких выпадов Нино, Доминик всегда любил его общество. Единственной ценой, которую Нино назначал за это, было почаще обращаться к нему; но поскольку Доминик признал армейский путь правильным, а путь Нино – ошибочным, заплатить ее было легко.
Нино пригласил его составить компанию ему и Полу Кастеллано с женами на просмотре представления в шикарном отеле «Уолдорф-Астория» на Манхэттене. «Надень свою форму, берет и все медали», – распорядился он.
Лицемерие Нино позабавило Доминика, но он сделал так, как было ему сказано, и тем вечером произвел фурор среди отряда уолдорфских официантов, которые сдували пылинки с его безупречно сервированного стола. У него мелькнула мысль (которая, между прочим, была правдой), что «семья» Гамбино практически возглавляла профсоюз работников отеля.
Через несколько недель, после медосмотра у армейского врача в Северной Каролине, Доминику было запрещено прыгать с парашютом из-за ранения колена, полученного на том холме. В сердцах он принял решение, которое позже подвергалось сомнению, но не изменялось: «Больше я в армию ни ногой!»
К смятению его матери, он снова оказался в Бруклине. До увольнения из армии оставалось несколько месяцев. Его определили в подразделение военной полиции в Форт-Хэмильтон, небольшую базу буквально в миле от дома Нино в Бат-Бич.
Доминику пришлось по душе его новое назначение – ловить самовольщиков, вязать пьяных солдат на Таймс-сквер и иногда обедать в бункере, который находился так близко. Естественно, Нино ворчал, что сидеть за одним столом с военным полицейским все равно что любезничать с копом, – и оказался настроен еще более воинственно, когда Доминик сказал, что после увольнения из армии он намеревается сдать экзамен на поступление в полицию штата Нью-Йорк.
– Буду где-нибудь на севере штата выписывать штрафы за парковку.
– Чушь собачья! Коп – он и есть коп!
Мария Монтильо убеждала сына поступить в колледж, желательно как можно дальше от дома. «Мам, я понимаю, что ты хочешь сказать, но не беспокойся, – ответил он ей. – Такая жизнь, как у Нино, – не для меня».
Незадолго до того болезнь Марии оставила бесцветные волдыри на ее руках, вызывая у каждого вокруг нее вопрос о том, сколько ей осталось. Чтобы порадовать ее, Доминик занялся поисками колледжа, в который принимали всякого, кто не выделялся особыми успехами в средней школе, и нашел заведение с двухгодичным курсом в Майами, штат Флорида. Он объявил, что поступит туда немедленно после увольнения.
Внешне Нино демонстрировал по-отечески заботливый интерес к жизни Доминика. Он никогда не упоминал о делах «семьи» Гамбино в его присутствии и не представлял его Рою Демео или кому-либо из тех, кто на него работал. «Дядья» Карло и Пол всегда подавались в социальном контексте – например, на одном из ужинов Нино постарался пробудить интерес Доминика к дочери Пола Конни, которая была весьма недурна собой.