- Как я понимаю, Пол послал вас куда подальше? – хитро подмигнула она ему.
Джон кивнул и швырнул горсть песка в набежавшую волну.
- Этого следовало ожидать, - улыбнулась Нэнси. – Наводить мосты спустя тридцать семь лет легким делом не назовешь.
- Поеду я, пожалуй, отсюда. Передавайте ему мой горячий и пламенный. Скажите, Джон больше никогда его не побеспокоит. Все, финита ля комедия! Затворником был, в затворничество и возвращаюсь! Пускай снова гастролирует, я не появлюсь на его пути и не помешаю ни в чем. Пусть забудет обо всем.
Джон устало поднялся.
- Вы любите его? – вопрос Нэнси прозвенел, словно натянутая струна. – Можете не отвечать, - не дала она ему даже задуматься, - это не мое дело, в конце концов. Но прежде чем вы отсюда уйдете, вспомните 6 июля 1957 г., вашу первую встречу. Вспомните Париж 1961-го…
Джон закрыл глаза, и перед ним предстал совсем еще юный Пол в белом пиджачке с набриолиненным коком под Элвиса и круглыми карими глазами, одновременно насмешливо и влюбленно взирающего на него. Он вспомнил, как однажды в Париже проснулся среди ночи, встал с постели и подошел к мирно сопящему Макке, наклонился над ним и коснулся губами его щеки, а тот лишь застонал и повернулся на другой бок. Джону тогда стоило гигантских усилий не лечь рядом с ним или даже на него, покрывая его поцелуями с головы до ног. Он вспомнил, как они бродили по узким парижским улочками и орали песни, которые сочиняли прямо на ходу. Как, напившись, обнимались и плакали, порываясь признаться друг другу в любви, но так и не сделав этого шага. Как в том дурацком 68-м, ЕГО 68-м, для одной из фотосессий он хватал Пола за обнаженные ноги, и ему едва хватило сил, чтобы справиться с возбуждением и не накинуться на Макку прямо там при всех. Вспомнил, как счастлив он был, увидев Пола в 74-м – впервые после длительной разлуки, как пытался запомнить каждую его черточку. Вспомнил, как отчаянно целовал его в 76-м, уверенный в том, что Пол пулей вылетит из Дакоты, а вместо этого тот повалил его на кровать, и они долго еще наслаждались телами друг друга. Вспомнил их последний поцелуй в 80-м и сжал кулаки.
- Кажется, я забыл, зачем возвращался в прошлое, - произнес он сквозь зубы. – Нет, Макка, все было не зря.
Он поднялся с песка, отряхнулся и решительно направился в сторону бунгало.
- Пол открывай! – крикнул он как можно громче. – Я знаю, что ты меня слышишь. Я никуда не уйду, открывай! Ну да, да, я виноват, я предпочел сытую жизнь в загоне вольной жизни с тобой. Да, я трус, Макка. Ну ты хоть побей меня, обматери, в конце концов, скажи, что разлюбил меня!
- Ага, и снова сделать из тебя мученика? – дверь распахнулась, и на пороге стоял устало улыбавшийся Пол.
- Да, я не хотел сюда возвращаться, - продолжал Джон, не двигаясь с места, - пока Денни не переубедил меня. Я вернулся и увидел тебя в блеске софитов счастливо женатого с сияющей улыбкой на лице. И тогда я решил, что ты, пожалуй, прекрасно обходишься и без меня. Вот разве что Денни захотел к тебе пристроить – в том мире мы с ним сделали сногсшибательную карьеру, а здесь только ты мог помочь ему выкарабкаться… Связался с ним, уговорил навести мосты с тобой, понаблюдал за вами несколько месяцев да и хотел уже возвращаться…
- Вот если бы я не заметил тогда тебя в толпе, мы бы сейчас разговаривали? – мрачно спросил Пол.
- Возможно, нет. Но это не значит, что я бы забыл о тебе, Макка. Я люблю тебя. И, знаешь, пока я тебя разыскивал, то уже подумывал признаться в этом публично прямо в эфире какой-нибудь передачи. Надеялся хоть так привлечь твое драгоценное внимание, - и он шагнул вперед в попытке обнять Пола, но тот покачал головой и увернулся.
- Слишком поздно, Джон. Ничего уже не исправить.
- А я не хочу ничего исправлять. Я хочу начать все заново. Если угодно, я Джон Леннон, бездельник и разгильдяй. Все, что я умею – это бренчать на гитаре, - он протянул руку.
Пол задумчиво посмотрел на его раскрытую ладонь и осторожно пожал ее:
- Пол Маккартни, бас-гитара.
- Барабаны?
- Есть немного.
- Клавиши, электро?
- О, да, малыш, продолжай!
- Ну, что ты можешь мне сыграть, глазастый?
- Гитары у меня, как видишь, нет.
- Зато она есть у меня детка.
Пол ловко ухватил ее так, как берут гитары правши, и принялся наигрывать Эдди Кокрейна Twenty Flight Rock.
- Ого, да ты знаешь все слова! И играешь как правша! А мне говорили, ты левша.
- Знаешь, когда-то давно у меня был лучший друг. И на его праворукой гитаре я мог играть с такой же легкостью, как и на своей с перетянутыми струнами. Кажется, это она и есть…
Сердце Джона отчаянно забилось, он сделал шаг вперед:
- Мы в чем-то очень схожи. У меня тоже был лучший друг левша. И я каким-то чудесным образом спокойно мог играть на его извращенной гитаре, даже не задумываясь, какой рукой я это делаю. Когда я как-то раз со смехом рассказал об этом одному из своих приятелей, тот заявил, что это любовь…
Пол опустил гитару и в одну секунду преодолел разделявшее их расстояние.
- Где он сейчас? Этот твой друг.
- Не знаю. Он может быть где угодно, он такой любитель помотаться по свету. Один раз я нашел его аж в Новой Зеландии. Но ему никогда не удастся убежать так далеко, чтобы я не смог его найти. Потому что он всегда пребывает здесь, - Джон коснулся пальцем своей груди, - и здесь, - затем виска.
Пол резко выдохнул и прикрыл глаза. Еще через мгновение они уже отчаянно целовались, забыв и о возрасте, и о гулявшей неподалеку Нэнси…
*
- Ну и что будем делать на этот раз? – взволнованно спросил Джон и закурил, сжимая в объятиях того, кто доставил ему столько мук и столько наслаждения.
- Нэнси… - выдохнул Пол и потер глаза.
- О, нет, Макка, не начинай. Тебе катастрофически везет с женщинами. На твоем пути попадается уже вторая Линда! Гораздо красивее первой, между прочим!
- Молчи, несчастный! – воскликнул Пол и ткнул Джона под ребро.
- Разводиться вам, может, и не стоит, но я уверен, она не встанет на нашем пути…
- Очень обидно, Джон…
- Ну что такое, принцесса?
- Мы с тобой уже слишком стары. Нам осталось не так много лет вместе. А вот если бы мы в свое время не теряли зря драгоценные часы и минуты, то могли бы быть вместе уже в 57-м…
- Макка, я сам тысячу раз пожалел, что велел тому ученому возвращать меня в 68-й, а не еще на 11 лет раньше. И вот если бы…
- О, нет, - простонал Пол, - только не это! Не хочешь же ты сказать…? Нет, я не позволю!
- Нет, конечно же, нет, с меня хватит этих путешествий. Отправляй туда кого-нибудь другого. Пусть он сведет нас вместе, пусть объяснит, чего мы лишаемся, тратя впустую бесценное время. О, как хотел бы я, 21-летний, обнимать тебя, 19-летнего, так же крепко тогда, в Париже. Не смотреть издалека, а подойти, прижать к себе и никуда не отпускать… Как бы хотел, чтобы тогда, в конце 50-х в доме Мими в перерывах между игрой на гитаре мы не просто смущенно болтали о ерунде, а лежали бы так же, как лежим сейчас. О, мой бог, машина времени у нас уже есть, но где же найти добровольца?..
- В 57-й говорите? – раздался голос с порога спальни, и в проеме возникла стройная фигурка Нэнси в белом льняном платье.
- Нет, Нэнси, нет! – крикнул Пол, поднимаясь на локте и пытаясь отстраниться от Джона в неловкой попытке как-то скрыть то, что произошло между ними.
- Это отчего же? – весело продолжила она и опустилась в кресло возле окна. – Джон, что, говоришь, нужно сделать? Уложить вас с Полом в койку прямо в 57-м?
- О, Господи, Нэнси! – Пол закрыл руками лицо и рухнул на подушку.
- Ты хочешь сказать… - начал Джон.
- Я обожаю Элвиса и Кокрейна! – мечтательно протянула она и откинулась на спинку кресла. – Как думаете, я еще ничего буду для таких юнцов?
И Джон с Полом громко и радостно расхохотались.