- Вот так и повелось, что свои самые неприличные поползновения в твой адрес я скрывал под удобной поначалу личиной дружбы. Но со временем это стало сложнее.
- Почему? – неожиданно вырвалось у Пола, и он изо всех сил сжал ледяной стакан в ладони.
- Мы перестали гастролировать и стали реже видеться. Я мог не видеть тебя целую неделю. Неделю! Ты представляешь, что это для сумасшедшего влюбленного? Но это было еще терпимо, гораздо хуже стало во времена Пеппера, когда ты отвернулся от меня…
- Отвернулся? – снова не выдержал Пол. – Да как ты можешь такое говорить! Ты всегда был главным человеком в моей жизни!
- Главным? Возможно. Но далеко не единственным. У тебя появилась куча подозрительных знакомых, с которыми ты ходил в театр, на концерты, в музеи и картинные галереи, даже наркоту пробовал. Ты все время болтал о каких-то книгах, которые тебе рекомендовал почитать Сэм или Брюс – бог его разберет, я не помню уже этих бесконечных имен. Тебе стало со мной скучно. У нас с тобой осталась только музыка – да и та в студии. Мы больше не пели в один микрофон. Мы больше не спали в одной постели.
- Джон, я…я не знал… прости…
- Конечно, не знал! Где уж тебе! Со старым добрым Джоном было весело баловаться на гитаре, сочиняя песенки, а для серьезных вещей тебе вполне годилось окружение Джейн. Они ведь все были такие высокоинтеллектуальные, а я, чурбан, все таскался повсюду за тобой, ждал, когда ты сам позвонишь, когда сам придешь, а ты все не звонил и не шел. У тебя началась совсем другая жизнь, в которой не было места мне!
- Джон… - в голосе Пола послышались слезы, и он залпом выпил следующий стакан. – Джон, я ведь просто разнообразил свою жизнь… ты все равно оставался главным…
- Ну откуда, скажи, мне было это понять? Ты уделял мне от силы час в неделю – что я должен был делать в остальное время? Ответь мне, Маккартни, когда ты так усиленно обвиняешь Йоко в развале группы и в нашем с тобой раздоре, ты принимаешь во внимание тот факт, что Йоко появилась в моей жизни за полтора года до этого раздора? И, делая все для того, чтобы привлечь мое внимание, она, тем не менее, не добилась за эти полтора года ровным счетом ничего! А, знаешь, почему? Да потому что я, старый болван, все ждал и надеялся, что у нас снова будет все как прежде, а ты все мотался по театрам и галереям. Черт тебя побери, проклятый Макка! – и Джон со злостью стукнул кулаком по столу. – А потом умер Брайан, и наше казавшееся безоблачным будущее омрачилось. В нашу дружбу заползли мерзкие деловые дрязги, да еще эта Индия, будь она неладна…
- Почему Индия? – дрожащим голосом спросил Пол. – Ты уже второй раз ее поминаешь…
- Потому что именно в Индии ты послал меня ко всем чертям – и даже сам этого не заметил! – Джон ударил кулаком по столу и затряс рукой в воздухе от боли.
- Я? Тебя? - и без того круглые глаза Пола стали похожи на пятаки, на них вновь навернулись предательские слезы.
- Дело было так, - затараторил Джон, не поднимая на друга глаз и сняв очки, вероятно, чтобы не видеть его слез и выражения лица. – Я мечтал об этой поездке в Индию как о каком-то рае: наконец-то мы вновь будем вместе двадцать четыре часа в сутки! И я твердо решил тебе признаться, терять-то мне было уже нечего – по возвращении мы в любом случае опять разошлись бы по разным углам: ты к своей Джейн и театрам, а я к скучной Син и капризному Джулсу…
- Не любишь… ну почему ты его не любишь, Джон?..
- Постой, постой, у нас еще будет время обсудить и Син, и Джулса… дай мне сказать все, что я собрался, иначе я собьюсь и испугаюсь, а теперь уже поздно что-либо замалчивать, когда главное уже сказано. Так вот, мы приехали в эту Индию, и первое время я как на крыльях летал: ты все время был рядом, старые времена вернулись во всем своем великолепии, и я даже малодушно струсил, решив ничего тебе не говорить. Однако, дни бежали, нам надо было возвращаться и записывать очередной альбом, я просто не мог упустить столь удобный момент. И я таки признался…
- Когда?! – глаза Пола вновь округлились. Напрасно он рылся в своей памяти, пытаясь хоть что-то оттуда выудить, но ничего похожего не находилось.
- Недели через три после приезда. Помнишь, я предложил тебе прогуляться вдвоем по ночной Индии?
В голове Пола промелькнули какие-то смутные воспоминания о приятной ночной прогулке, когда Джон был все еще Джоном – его лучшим другом, когда они еще смеялись и говорили о разных глупостях, но подробности того разговора начисто стерлись из его памяти. Он опустил голову и налил себе новый стакан.
- Я знаю, ты этого не помнишь, даже не оправдывайся. Я же запомнил каждую мелочь… Чертова память! Ты был потрясающе красив в ту ночь. Как же тебе идет белый цвет, Макка! Зачем ты обряжаешься в черное и блестящее?.. Эта тонкая и широкая рубашка и свободные легкие брюки, на ногах – сланцы, ты был на отдыхе, ты был рядом с другом, не осознавая, какие чувства вызывал во мне в тот момент… Начал я, вроде, издалека – напомнил о том, как мы с тобой случайно застали Мика и Кита вместе, неужели не помнишь?
- Да-да, кажется, начинаю припоминать! – радостно отозвался Пол.
- Ну и пытался прокомментировать тот эпизод в нужном мне ключе: что, дескать, тяжело живется людям нетрадиционной ориентации, тем более, таким известным – нигде не спрячешься, не скроешься, везде тебя найдут и вытащат на свет божий твое грязное белье. Ты все поддакивал, но тема тебя, было видно, совсем не интересовала. А потом я задал тебе каверзный вопрос, решив просто прощупать почву для дальнейших действий. Я спросил тебя о том, а как бы ты поступил, если бы один из твоих друзей вдруг влюбился в тебя и признался тебе в этом…
Пол вздрогнул. Он вспомнил. Этот вопрос тогда вызвал в нем непроизвольную волну отвращения, прокатившуюся по всему телу, и он печально воспроизвел свой ответ:
- Я сказал, что при всем уважении к свободному выбору каждого человека, я никогда не пошел бы на это. Дружбу, может быть, и не прекратил бы, но уж точно отстранился бы. Этим и был хорош Брайан: он не покушался на нашу мужскую честь…
- Да, ты ответил именно так, но ты не видел свое лицо в тот момент: тебя всего перекосило от омерзения, словно ты ступил в кучу дерьма. Продолжать дальше не имело никакого смысла, я узнал все, что хотел – нашей дружбе пришел бы конец в любом случае. Тем более, Индия тебе скоро наскучила, и ты уехал, не дожидаясь меня. А Йоко… я просто заполнил ей тот вакуум, который образовался в моей душе после расставания с тобой. Ну, или, по крайней мере, попытался заполнить… Сам знаешь, как мне тяжело было без матери. Ты был всем в моей жизни, а тут вдруг не стало и тебя… Это было неизбежно, Пол. Если бы не она, я давно бы уже покончил с собой… - Джон вытер глаза и налил еще коньяку.
Пол сидел как сраженный громом и не смел даже пошевелиться. В душе он клял собственную глупость и слепоту, а по лицу его текли слезы, капая с подбородка прямо на пахнущий дорогим коньяком концертный пиджак.
- Джон… я никогда не думал, что ты так ко мне относишься… ведь сначала был Стю, а потом она…
- Дурак! – крикнул Джон, поднялся и со всей мочи пнул стену, отчего висевшие на ней картины закачались из стороны в сторону. – Стю был классным парнем, с ним было интересно болтать о живописи и все такое, но между нами всегда было какое-то пространство, которое мы никак не могли преодолеть, чтобы слиться воедино. Даже когда он оказывался в моей постели, я воображал, будто это ты, один раз чуть Полом его не назвал, вот смеху-то было бы! А с тобой с самого первого дня мы стали единым целым, между нами даже луч света не мог бы проскочить – ну вот как, ответь мне, мог ты приревновать меня к Стю?..
Пол опустил голову и мотал ей из стороны в сторону, силясь понять, когда он перестал понимать, что происходило с ними обоими – и не мог поймать этого момента. Его картина всего происходящего разительно отличалась от картины Джона, и только сейчас он начал осознавать, насколько восприятие последнего было честнее и ближе к истине.