— Брайтон, — повторил Майлз. — Лорд Вон. Он был там?
Болван задумался.
— Знаешь, по-моему, я видел его в Павильоне. Близкий друг принца, говорят… вместе распутничали в восьмидесятых.
Майлз больше не испытывал желания слушать об интимных подробностях из спальни принца, поэтому оборвал Болвана.
— Ты помнишь, в какой вечер это было? Когда ты видел Вона, я имею в виду? — торопливо уточнил Майлз.
Болван пожал плечами.
— Может, и в пятницу… или в субботу. Павильон, знаешь ли, всегда один и тот же! А с чего весь этот интерес к Вону? Вы вроде не дружите?
— У Вона есть лошадка, которую я хотел бы приобрести, — уклонился от прямого ответа Майлз, гордясь, что выдумал отговорку, абсолютно правдоподобную для Болвана. — Я надеялся повидаться с ним в Лондоне, но если он уехал…
— Его серые? — воодушевился Болван. — Отличные лошадки. Первоклассные! Не знал, что Вон хочет их продать. А я бы попробовал перебить их у тебя, старина.
— Сделай одолжение, — рассеянно согласился Майлз.
Теперь, когда он знал, что Вон был в Брайтоне… В противовес Болвану у этого человека быстрые лошади и легкая коляска — всего час езды от брайтонского морского променада до Селвик-Холла. Более того, Ричард часто жаловался на близость дворца развлечений принца-регента, ссылаясь на загруженность дорог и неожиданные визиты людей вроде Болвана как на основания для жалоб. Майлз поморщился, вспомнив своего лучшего друга — своего бывшего лучшего друга, — и силой заставил себя вернуться к Вону. Если это не доказательство вины Вона, тогда Майлз не знает, что может послужить доказательством — помимо большой таблички, объявляющей, что «Здесь спал Черный Тюльпан». Нет смысла разворачиваться и мчаться в Брайтон: Вон уже, должно быть, преспокойно едет в Лондон.
Но тогда Майлз будет ждать его. Нужно только забрать Генриетту, и они могут отправляться. Где же Генриетта?
Майлз оборвал Болвана на середине путаного рассказа о паре гнедых, которых он видел в прошлом месяце у Таттерсола[63].
— Интересно, почему задерживается Генриетта?
Болван нахмурился, глядя в бокал с портером, повел плечами под богатой парчой своего фрака и поерзал на деревянном стуле.
— Знаешь, Доррингтон, — смущаясь, начал он, — я не хотел ничего говорить до этого, в присутствии леди Генриетты, но не подобает тебе быть здесь одному с леди Генриеттой. Репутация и все такое. Я знаю, что ты ей как брат, но…
— Я ей не брат, — отрезал Майлз, наблюдая за дверью, ведущей в кафе.
Сколько времени нужно женщине, чтобы сделать все необходимое и вернуться? Молодой щеголь в огромном галстуке по-прежнему стоял у огня, поэтому насчет похищения можно не беспокоиться, но… Не вылезла же Генриетта в окно? Или вылезла?
— Именно это я и говорю, — согласился Болван, радуясь, что Майлз с такой готовностью ухватил суть проблемы. — Не хочу совать нос не в свои дела, но…
— Поверь мне, — сказал Майлз, нахмурившись на высокие стоячие часы в углу, — эта роль тебе исключительно не к лицу.
— О, ты имеешь в виду, обычно этим занимаются женщины? — Болван подумал. — Осмелюсь сказать, в юбке я выглядел бы чертовски странно, хотя некоторые из этих узорчатых муслиновых платьев и вполовину не так дурны. Знаешь, в такой мелкий цветочек. Но я-то хотел сказать… — Болван оставил завораживающую галантерейную тему и упрямо вернулся к текущей: — Что, так сказать…
Майлз отвлекся от двери и устремил уничтожающий взгляд на Болвана.
— Между мной и Генриеттой не происходит ничего сомнительного. — Майлз встревоженно обернулся на дверь кафе. — Но где же она?
Глава двадцать восьмая
Сомнительный: крайне подозрительный, таинственный, незаконный; поведение, обычно указывающее на какие-то подлые цели. Должно находиться под строгим наблюдением добросовестного агента.
Поплотнее закутавшись в шаль, Генриетта стала подниматься по узкой лестнице, куда ее направила занятая служанка. Скупо освещаемая только маленьким окошком на верхней площадке, лестница была полутемной, с вытертыми до углубления в середине ступенями. Генриетта внимательно смотрела под ноги, но мыслями возвращалась в кафе, к паре встревоженных карих глаз.
Что на самом деле хотел сказать ей Майлз? Никто, даже Майлз, не мог с такой серьезностью спрашивать о напитке. Генриетта попыталась представить себе возможные окончания этого жалобного «Генриетта…». Ни одно из них ей не понравилось.