— В любом случае, пускай этим займется военное подразделение ведунов вместе с тайной полицией. Сурриан был их человеком, армейцем. Они в праве вести это расследование… — произнесла советница, — прежде чем грешить на смертельную конкуренцию, стоит исключить все остальные причины.
— А как же быть с принцессой? — не унималась я.
— Скажем Прии, что капитан передумал участвовать и уехал домой. Все равно он ей не нравился, — предложил лорд Трион.
— Он никому не нравился, — буркнула керра Эдвин.
— Кстати об этом! — начальник королевской стражи повернулся ко мне, — а чем вы занимались вчера вечером, леди Лэкман?
Он явно намекал на то, что я подозреваемая, раз уж у меня был мотив. Но я не дала Сигану поводов для злорадства и ответила самым серьезным тоном, сделав вид, что понимаю — это просто его работа.
— Вчера я наблюдала за тем, как почти два десятка лордов готовились к переезду в новые комнаты. Уверена, многие из них подтвердят, что видели меня.
Ну, или как минимум один-то точно был на моей стороне. И даже был готов для этого солгать.
— Вот если бы уважаемый начальник стражи мог сказать более точное время, то я…
— Это ни к чему, армейские чародеи разберутся сами, — произнес Робайн с непривычной холодностью в голосе, — а пока, лорд Арис, сообщите принцессе о том, что капитан Сурриан покинул отбор. Да, и что-нибудь насчет западного крыла…скажем, вчера вечером там обвалилась стена, и селить там женихов крайне ненадежно. Даже моя сестра должна понимать, что мы не можем угробить наших гостей.
— Слушаюсь, мой король, — поклонился сводник, зыркнув при этом на меня.
Кажется, я впала в немилость.
Следующая неделя тянулась для меня томительно долго. Прия ходила на свои свидания, керра Эдвин уехала в горы, Толлас искал способ обойти королевскую защиту, наложенную на западное крыло, где оборвался след его сестры. Арис занимался испытаниями для бала, а в ход расследования нас никто не посвящал. Даже брат Маркс отлучился по долгу службы из замка. Все это количество свободного времени сводило меня с ума. Но была и другая тайна, которая не давала мне покоя больше остальных.
Это письмо, которое тайком передала керра Эдвин. Оно было адресовано мне, пришло прямиком с другого континента и было подписано явно почерком Санши. Я с нетерпением открыла его, ожидая прочесть хоть какие-то известия об Ортисе. Объяснения тому, что произошло или, как минимум, мнение, что сама Санша думает по этому поводу.
Но внутри, на белоснежной бумаге, я нашла лишь пару предложений, написанных на неизвестном мне языке. Сначала, я приняла это за недостаток собственного образования, но внимательно все изучив, я поняла, что этот язык не принадлежит ни одному из народов в Объединенных землях.
Я пошла дальше, и нашла знакомые нашему королевству языки, которыми пользовались на другом континенте- снова ничего. Язык немертвых тоже не подошел, как и все известные мне декодировки. Я сломала себе всю голову и перерыла всю королевскую библиотеку, но так ничего и не обнаружила.
Да и зачем это все? Санша (а неизвестные каракули были написаны определенно ее почерком), не стала бы меня оповещать о чем-то, если бы не была уверена, что я найду способ это прочесть. А ведь в письме было явно что-то важное, если моя сестра сочла нужным зашифровать послание настолько хорошо. Возможно, это была незнакомая мне анаграмма или на письмо были наложены чары, но просить помощи я не рискнула.
И все же, к концу недели верховный жрец соизволил вернуться и вызвал меня к себе.
— Видишь это? — спросил меня брат Маркс, после нашего занятия.
После окончания лекции, я прогуливалась вместе с жрецом по храму и любовалась. По больше части самим братом Марксом, а не храмом. Но сейчас он подвел меня к большому глиняному сосуду, с таким широким горлышком, что туда можно было бы окунуть лицо. И вода внутри была какая-то странная, насыщенного лазурного оттенка.
— Это называется Мнема. Слышала о такой?
Я отрицательно покачала головой, наклоняясь ближе к чудной жидкости.
— Она позволяет видеть воспоминания других. Это намного лучше и действеннее травы болтуньи, если надо докопаться до истины.
Я тут же отпрянула от чана, как ошпаренная. Вот еще, не хватало, чтобы кто-то увидел мои самые сокровенные воспоминания. Они легко могут оправить меня на висельницу.
Я испугалась, что мое движение было слишком резким, а по выражению моего лица можно было бы обо всем догадаться. Но брат Маркс лишь рассмеялся, обнажая свои зубы-жемчужинки.