Агнесса внимательно изучила лица собравшихся.
– Да? – настороженно произнесла она.
– Ты ведь у нас… э-э… совсем недавно. И все же мы решили позволить тебе… э-э-э… – Бадья сглотнул и в поисках поддержки оглянулся на Зальцеллу и Поддыхла. – Позволить тебе исполнить партию Йодины в сегодняшнем представлении «Тривиаты».
– Да?
– Гм-м. Это весьма важная роль, тем более что именно Йодиной исполняется знаменитое «Прощание»…
– О-о. Да?
– Э-э… но тут есть, э-э… как бы… нюанс… – Наконец сдавшись, Бадья беспомощно посмотрел на главного режиссера: – Господин Зальцелла?
Зальцелла склонился к Агнессе.
– Понимаешь ли… гм, Пердита… мы хотели бы, чтобы ты, понимаешь ли, спела Йодину, но, как бы сказать, роль ее будет играть… другой человек…
Агнесса внимательно слушала объяснения. Она будет стоять в хоре, прямо позади Кристины, а Кристине будет велено петь очень тихо. Такое делалось уже не раз и не два, объяснил Зальцелла. И вообще, это делается гораздо чаще, чем принято думать, – когда у исполнителя болит горло, или когда оно ни с того ни с сего пересохло, или когда исполнитель является настолько пьяным, что едва может стоять на ногах, или когда происходит что-нибудь вроде того баснословного случая, ну, много лет назад, когда человек, играющий главного героя, просто взял и скончался во время антракта. Но свою знаменитую арию он все равно исполнил: спину ему подперли метлой, а челюсти открывали посредством шнурка.
И в этом нет ничего безнравственного. Ведь шоу должно продолжаться.
Кольцо оскалившихся в отчаянных улыбках зубов все сужалось и сужалось.
«Сейчас я встану и уйду, – вдруг подумала Агнесса. – А эти рожи пусть остаются здесь, вместе со своим Призраком. Да, уйду, и никто меня не остановит…»
Однако идти ей некуда – разве что вернуться домой.
– Да… э-э… да, – проговорила она. – Я, в принципе… Э-э… Но к чему столько сложностей? Я вполне могу сыграть эту роль сама, и сама же исполню партию Йодины.
– Разумеется, но, видишь ли, у Кристины… э-э… у нее… больше сценического опыта…
– …Технических навыков…
– …Умения вести себя на сцене…
– …Она обладает очевидными свойствами лирической героини…
– …И без труда влезает в платье…
Агнесса опустила глаза и воззрилась на свои большие ладони. Она чувствовала, как краска стыда начала свое победное шествие снизу вверх. Словно варварская орда, она сжигала все на своем пути.
– В общем, мы бы хотели, чтобы ты, как говорится, стала призраком Кристины… – подвел итог Бадья.
– Призраком? – переспросила Агнесса.
– Это такой сценический термин, – объяснил Зальцелла.
– А, понятно, – ответила Агнесса. – Да. Ну что же, конечно. Разумеется, сделаю что смогу.
– И это чертовски хорошо, – сразу расслабился Бадья. – Поверь, мы этого не забудем. В ближайшем же будущем подыщем тебе какую-нибудь более-менее подходящую партию. Да, а еще тебе надо будет порепетировать немножко с доктором Поддыхлом. Роль Йодины не так уж проста.
– Э-э… Думаю, я с ней довольно неплохо знакома, – неуверенно произнесла Агнесса.
– В самом деле? Откуда же?
– Я… я брала уроки.
– А вот это совсем замечательно, милочка, – восхитился господин Бадья. – Ты времени зря не теряешь. Мы под большим впечатлением. Но все равно обязательно встреться с доктором Поддыхлом…
Агнесса встала и, по-прежнему не поднимая глаз, величественно выплыла из комнаты.
Поддыхл вздохнул и покачал головой.
– Бедняжка, – произнес он. – Слишком поздно родилась. Раньше в опере роль играл только голос. О, какие великие сопрано тогда были! Примадонна Виолетта Хихигли, примадонна Кларисса Кричандо… Где-то они теперь, иногда думаю я…
– В деревнях коровам поют, – ухмыльнулся Зальцелла. – Надо идти в ногу со временем.
– Эта девушка способна возродить великое «Кольцо Бабалунгов»! – продолжал Поддыхл. – Вот это была опера.
– Три дня ругани между богами и двадцать минут запоминаемых мелодий? – уточнил Зальцелла. – Нет уж, благодарю покорно.
– Но только представь, она на сцене и исполняет роль Гильдабруны, главной валькирии!
– Представляю. Ничего себе картинка. Но мне кажется, этой девице куда больше подойдут партии гнома Ноббо и, допустим, верховного бога Ио.
– Славные были деньки. – Поддыхл печально покачал головой. – Тогда была настоящая опера. Помню, однажды примадонна Веритази затолкала музыканта в его собственную трубу за то, что он посмел зевнуть во время ее пения…