Но профессор Костромской тоже не вчера родился, в аппаратных играх понимал как минимум не хуже Стаса и цену каждому из своих сотрудников видел так ясно, словно на каждом красовался ярлык с крупными яркими цифрами. А поскольку профессорское слово было наиболее весомым, исполняющим обязанности начальника лаборатории после ухода Костромского назначили Громова.
Стаса это искренне взбесило. А как же полоса везения? Может, то, что его не сделали начлабом, – ее часть? Может, это фортуна ему подсказывает – мол, ну ее к лешему, эту государственную лавочку, и без того вокруг возможностей образовалось – только примечай да подхватывай. Он действительно начал размышлять – не уволиться ли, – но решил пока погодить. Может, еще и из этого места удастся какую-то пользу извлечь. Зря, что ли, Громов все уши ему прожужжал перспективами своих экспериментов (Стас не вслушивался, поэтому не очень понимал, какими именно, да ему и ни к чему было).
Вот только Громов, который и раньше-то был изрядно упертым, теперь и вовсе превратился в маньяка. Точно, думал Стас, маньяк и есть. Намекаешь ему на потенциального спонсора исследований, другой бы до потолка от радости прыгал, а этот морщится недовольно:
– Ничего же не завершено еще. Тех результатов, которые ему нужны, у нас пока нет.
– Ну так и контракта пока нет, – хмыкнул в ответ Стас. – Стал бы этот тип меня слушать, если бы я ему обрисовывал только то, что есть.
– Стас, ты с ума сошел? – Громов аж со стула вскочил.
Стул, загрохотав, опрокинулся, со стола посыпались какие-то бесконечные бумаги.
– Это ты с ума сошел! – рыкнул Стас. – Все исследователи на том стоят – на деньгах за перспективу результатов. А перспективы-то есть, ты сам сколько раз говорил.
– Перспективы есть, – согласился Громов уже довольно спокойно. – Но их еще проверять и перепроверять сто раз.
– Ешкин кот! – тут взъярился уже сам Стас. – Да никто же ни копейки не вложит, никто и не подумает спонсировать исследования, если выдавать только «сто раз проверенные», – передразнил он, – результаты.
– Ты что, врать предлагаешь? – Громов не возмутился, скорее удивился. – Все равно потом вскроется, прощай, репутация, вот тогда уж точно никто ни копейки не даст.
– Да ничего подобного! Репутация его беспокоит. Никто же чистой правды не говорит, и все это понимают. Все привирают, чтоб покрасивее себя подать. Ну… Вот скажи, зачем павлину такой хвост? В жизни он только мешает, но если хвоста не будет или он недостаточно пышный, ни одна самка с таким павлином гнездо строить не пойдет. Это ли не пример? Ну или фантики для конфет. Вкус конфеты не зависит от красоты фантика. Но почему-то никто конфеты в серые бумажки не заворачивает. Любому товару – а исследования теперь такой же товар, как и все другие, – нужна яркая обертка, иначе не заметят. И никакое это не вранье.
– Вранье, – сухо отрезал Громов и зарылся в свои графики, как бы давая понять, что разговор окончен.
Вот как с таким работать?
Стас опять начал подумывать об увольнении. Но, с другой стороны, уволишься – и что дальше? Кому ты, свежеиспеченный «специалист», на дипломе которого еще не совсем просохла типографская краска, кому ты такой красавец нужен? Нет уж, если уходить, то не с пустыми руками. Наверняка в громовских бумажных «гималаях» найдется что-нибудь достаточно ценное.
В конце концов, почему бы и нет? Громов все равно из-за лабораторного стола не вылезает, он себе еще наработает. А эти «наработки» так и будут тут в конторских шкафах пылиться, пока не сгниют. Стас их хотя бы в дело пристроит.
Вот только – как? Самому подставляться нельзя ни на волосок – это ясно. Если просто повытаскать из громовских завалов протоколы исследований и уволиться – даже такой лох, как Громов, догадается, кто тут руку приложил. Если повытаскать и не увольняться – практически то же самое, еще и на неудобные вопросы придется ежедневно отвечать, Громов ведь как прицепится, уже не отлипнет. А вот если бы полезные бумаги оказались у Стаса как бы сами собой…